Вальсирующая

Теперь я совсем одна в кромешном мраке. Одна в Аравийской пустыне вдали от людей. Я не помню уже, где мой дом. Я забыла дорогу. Йося, Йося, мне снова придется блуждать по долинам, оставляя позади острова и безлюдные перекрестки. Куда мне идти? Куда идти? Как найти землю, где бы не росли пустынные черные ели, а только теплый ствол яблони?

Я в коридоре. Спускаюсь по лестнице. Ноги несут меня в гардероб. Там почему-то никого нет. И – к своему изумлению – чувствую, как две руки обнимают меня.

“Что бы сказал Иосиф…” – мелькает единственная мысль. И – ни одной мысли в моей умной голове.

Какая-то радость захлестывает меня, увлекает, подхватывает, отрывает от земли. Ничто меня больше не страшит, ничто не тревожит. Я просто не в силах сдерживать радость. Она льется через край, увлекает, захлестывает, я едва касаюсь ногами травы.

Мне кажется, у меня изменяется фигура. Я расту, я уже головой достаю до потолка. Это так естественно и выходит само собой. Как же я могла позабыть, разучиться. Ведь это проще простого! Самые безнадежные, самые пропащие, на кого давно все махнули рукой, – это по силам любому! Это как игра, это не труднее, чем прокатиться на лыжах по зимнему лесу или прогуляться по осеннему парку, надо только попасть в восходящий поток. И ты медленно летишь к тому холму, где всё огонь, всё свет, сквозь всё можно руку протянуть.

Проходит время. Потом останавливается. Потом исчезает…

Исчезает и пространство. Вещи на вешалках раскачиваются и падают на пол. Кто это кричит? Это я кричу. Над позвоночным столбом партнера – голубое сияние.

Чей это голос??? О господи, я не узнала голоса отца своего.

– Фира! – он говорит. – Уйдем отсюда. Ты знаешь, я ведь решил, что настало светопреставление. Жизнь, Фира, – это фарс.

– Когда я была маленькой, – отвечает Фира, – у меня было зелененькое стеклышко. Какое горе было потерять это стеклышко и какое счастье им обладать. Большего счастья у меня в жизни не было никогда.

Только два пальто оставались на вешалке. Два плаща закрывали нас от целого мира. И вот они сняты.

Прозрачны мы стояли перед ними, перед отцом моим и матерью моею.

– Ты знаешь, Милочка, а Тахтабай-то умер! – говорит Иосиф, отводя взгляд смущенный от обнаженной дочери своей.

– Да, бедняжка, подавился, – кивает Фира, жмурясь от яркого сияния радуги вокруг нас.

– Надо же, – отвечаю я, – подавился. Я так и знала.

– Милочка, – говорит Йося, – а это что за личность?

Я говорю:

– Знакомьтесь.

– Иосиф Аркадьевич, – говорит отец мой.

– Эсфирь Соломоновна, – говорит моя мать.

Он улыбается, сияющий и безмолвный, его глаза устремлены к небесам.

– Вы – наш? – спрашивает Йося.

Нет – он качает головой.

– Половинка? – допытывается Йося.

Нет…

– Тогда душой?

Да… Он излучает спокойствие и тихую ясность, а также абсолютную, безусловную, ошеломляющую любовь.

– Вот и хорошо, – облегченно вздыхает Иосиф. – А то полуевреи энергию очень отсасывают.

Милые мои, ненаглядные. А я-то уж думала, что я вас больше не увижу. Как я хочу прижать вас всех к сердцу: Фиру, Йосю, подоспевшую гардеробщицу, метрдотеля, швейцара, Юлика, Сёму, Зиновия, Авраама, мертвецки пьяного Мишу Паукова, нахлынувших в гардероб горбунов и карликов…

Убитый горем Афросиаб спускается по лестнице. К нему подскакивает невесть откуда взявшийся служащий похоронного бюро.

– Хотите заказать погребение? – бойко предлагает он. – У нас все готово. Мы здесь со всеми погребальными принадлежностями.

– В этом нет надобности, – отвечает Афросиаб – карлик-нибелунг, хранитель подземного клада, проклявший золотое кольцо, дарующее власть над миром. – Мой сын завершил земные свои деяния и был вознесен на небеса.

– В том числе и телом? – недоумевает похоронщик.

– Да, – отвечает Афросиаб.

Между тем из уст в уста передают горбуны невероятную историю, суть которой вкратце сводится к тому, что, когда Тахтабай подавился, распахнулось окно, и зал наполнился могучим порывистым ветром с севера или юга. Сначала пирующим показалось, что ветерок безобидный, обычный сквозняк, в нем никто не улавливал скрытой тревоги. Но внезапно почувствовалось и нечто зловещее.

Карлики застонали перед каменным входом, мечтая оказаться в скалах родных. Но тут спустилась огненная колесница, и два существа во всем белом вышли из нее – два огромных санитара, два повелителя мертвых и погибших героев. Они взяли крошечного Тахтабая, положили на носилки – и он унесся с ними на огненной колеснице в жилище великанов.

…Карлики прибывают и прибывают. Стоят в темном и черном, в плащах и с зонтами, готовые нести горестную весть во все стороны бескрайнего Забулистана. Они заполонили все пространство. Оно снова появилось. И время тоже появилось.

…Кто голый?.. Я?!

Через девять месяцев у меня родился сын. Я назвала его Ваня.

Когда он вырос, он стал водителем троллейбуса.

Дочь Маша работает библиотекарем в хорошей библиотеке.

Сыновья Петя и Серёжа окончили военное училище. Они танкисты.

Младший, Леонид, – бизнесмен.

А самая младшая, Лариса, ей сейчас семь, скорее всего, пойдет по научной части. Так сказал подростковый психолог Ганушкин.