Валтасаров пир. Лабиринт

— Она, безусловно, относится к тебе так же сердечно, как и я, и при обычных обстоятельствах показала бы тебе это. Но в твоем положении ты должен понять ее настороженность. Она и католичка, и полька. Впрочем, я передам ей наш разговор. Многого это не изменит, но по крайней мере она убедится, что я был прав, уверяя ее, что она может тебя принять в своем доме.

Затем он дал мне записку в Ватиканскую библиотеку — после того, как узнал, что я от волнения забыл попросить об этом отца де Воса. Я его от всего сердца благодарил.

— Нет ничего проще, — сказал он. — Дон Паоло Корси, от которого зависит допуск в библиотеку, мой хороший знакомый. Я направлю тебя лично к нему, — добавил он и весело рассмеялся, видимо вспомнив, что он мне говорил о разных способах обращения с просителями.

VI

«Дон — значит священник», — думал я, вспоминая, что в различных итальянских новеллах и романах это словечко присоединяется к именам приходских священников и викариев. Однако на следующее же утро, придя в библиотеку, я увидел в указанной мне комнатке пожилого господина в черном костюме, с розетками двух орденов в петлице, заметил большой перстень с печаткой на его пальце и решил, тоже на литературной основе, что, очевидно, передо мной сидит аристократ, которому по праву полагается титул «дон».

Я вручил ему записку от синьора Кампилли. Он взглянул на нее, прочитал, еще раз взглянул, наконец внимательно посмотрел на меня, что-то соображая. Комната, в которой мы сидели, была маленькая, стены ее, увешанные потемневшими картинами, по большей части изображавшими различных князей церкви, пап и кардиналов в старинных одеяниях, казались совсем темными. Дон Паоло Корси вертел в пальцах визитную карточку Кампилли. Голова у Корси была большая, сложение крепкое, только глаза подведены огромными синими полумесяцами.

— Ну, хорошо, — решил он в конце концов. — Мы не часто принимаем у себя ваших соотечественников. То есть таких, как вы, приезжающих из Польши, а не поляков из эмиграции.

— Теперь многие ездят за границу, — заметил я. — Несравненно больше, чем раньше.

Дон Корси пропустил мои слова мимо ушей. У него было свое мнение на этот счет. А может быть, он хотел определить свою позицию независимо от того, усиливается ли прилив путешественников из Польши или спадает.

— Бедная Польша. Народ — страдалец.

Он потянулся за одной из многочисленных регистрационных книг, лежавших перед ним. Внося в список мою фамилию, он немножко помучился с правописанием. Имя далось ему легче, и совсем легко — римский адрес. Однако он по-прежнему держался натянуто. Я чувствовал, как от него веет холодом, что, разумеется, было вызвано теми же самыми сложными причинами, которые заставили его так долго вертеть в пальцах визитную карточку Кампилли. Лед чуть-чуть растаял, когда, сообщая свой адрес на родине, я произнес слово «Краков». Дон Паоло Корси не видел Кракова, не был там, но знал о нем по научным работам, отчетам, фотографиям. Дону Корси было известно, что это красивый древний город, богатый памятниками старины. Мои акции поднялись на несколько пунктов. Он спросил меня, над чем я буду работать и как долго собираюсь пользоваться библиотекой. Внимательно все выслушав, он выписал входной билет. Потом подробно разъяснил правила пользования библиотекой. Попрощался он со мной очень любезно.

После бесконечно долгой консультации и переговоров в отделе каталогизации документов работники библиотеки обещали интересующие меня научные материалы только к понедельнику. Я прошел в читальный зал и, чтобы сразу, в это же утро, приступить к работе, заглянул в шкафы подсобного книгохранилища и взял несколько томов, но вплоть до часу дня, то есть до закрытия библиотеки, не продвинулся дальше Эрле. Я читал и по нескольку раз возвращался к тем страницам его основного произведения, озаглавленного «Historia bibliothecae Romanorum Pontificum tum Bonifatianae tum Avinionensis», где он излагает результаты своих розысков и, опираясь на них, устанавливает происхождение занимавшего меня названия папского трибунала.