Вальтер Беньямин – история одной дружбы

Весной 1940 года Беньямин послал мне экземпляр «Тезисов», однако они уже не дошли до меня, как и сопроводительное письмо. Ханна Арендт, от которой я это узнал и которая полагала, что я получил его посылку, писала мне, что Беньямин из-за своих совершенно неортодоксальных новейших тезисов «изрядно боится мнения и реакции Института». Однако Институт только в 1941 году получил, благодаря Ханне Арендт и Мартину Домке, различные варианты текста, последний из которых был опубликован Институтом в 1942 году, в мимеографированном выпуске памяти Беньямина. Несомненно, что Беньямин в переписке с Адорно и Хоркхаймером по поводу «Тезисов», которые он хотел отправить им в мае – до чего дело так и не дошло, – как раз подчёркивал преемственность этой работы по отношению к предыдущим, написанным для Института. Это было столь же верно, как факт предпринятых в «Тезисах» далеко идущих и дерзновенных подходов, благодаря которым исторический материализм был поставлен под эгиду теологии.

Наброски к работе «О понятии истории» (ок. 1940 г.):

«Маркс говорит, что революции – локомотивы всемирной истории. Возможно, он хотел выразиться совершенно иначе. Скорее, революции – нажатие на аварийный тормоз человеческого рода, едущего в этом поезде» (см.: ХЖ, № 7, 1995, с. 9, пер. с нем. Д. Молока). Оборотная сторона: счёт за ланч.

Архив Академии искусств, Берлин.

В начале 1940 года вышел объёмистый двойной номер Zeitschrift für Sozialforschung, ознакомиться с содержанием которого Беньямин настоятельно рекомендовал мне в вышеупомянутом письме от 11 января 1940 года, не только из-за двух его больших работ, которые были там напечатаны – для этого хватило бы отдельных оттисков, которые он мне выслал чуть позже – но и потому, что он стремился узнать моё мнение о статье Хоркхаймера «Евреи и Европа»⁴³⁵. А тут было нечто горькое. Лучшим свидетельством того, насколько Беньямин приспособился к идеологии Института – даже в том, что касалось темы, трактовать которую он был волен без какого-либо давления, – служат наши противоположные реакции на статью. Тогда я этого не знал, поскольку соответствующее письмо, как уже упомянуто, так и не дошло до меня. Из сохранившейся переписки с Хоркхаймером и Адорно явствует, что Беньямин выразил обоим своё безраздельное согласие – тогда как я, который всё-таки знал о предмете статьи чуть больше – отверг её с крайней резкостью. У меня ещё сохранилась первая копия этой части моего длинного письма от февраля 1940 года, где я поставил на дискуссию различные вопросы, поднятые в журнале и особенно – в значительной статье о Йохмане⁴³⁶. Я предполагаю, что этот вариант едва ли мог отличаться от фактически отправленного письма. Тема была достаточно взрывоопасной, чтобы оправдать ясное высказывание позиции. Я писал: