Читаем Вальтер Беньямин – история одной дружбы полностью

Дорогой Вальтер,

я нахожусь в Иерихоне445 уже неделю, занимаясь ничегонеделанием и тому подобным, в порядке подготовки к ожидаемому на следующей неделе визиту моей матери и моего брата в Иерусалим; завтра я отправлюсь в небольшую поездку на Мёртвое море, на котором за все эти годы я ещё ни разу не был. Пока я пребывал в праздности, пришли обе копии твоих писем к Брехту и Рихнеру, которые, в общем, сойдут за «оригиналы». Письмо к Брехту оправдывает моё ожидание, которое я лелеял всё это время: что из того журнала, о котором ты мне пишешь, ничего не выйдет – хотя, не зная подробностей, я не смог бы сказать многого на эту тему. Зато я хотел бы сказать тебе кое-что по поводу другого письма, поскольку ощущаю себя его соадресатом. Жаль, что я не знаком со статьёй Рихнера, где, вероятно, содержатся подлинные прозрения. Но то, что можно сказать о твоём письме, вероятно, от этого не зависит, хотя вопрос – dic cur hic446? – в любом случае хорошо сформулирован. Прошу тебя расценивать моё замечание как аббревиатуру с тем благоволением, на какое ты вправе был рассчитывать со стороны читателя упомянутого письма.

С тех пор, как мне известны более или менее объёмистые образцы рассмотрения литературных вопросов в духе диалектического материализма, вышедшие из-под твоего пера, у меня определённо укрепляется мнение, что ты в своих сочинениях активно впадаешь в самообман, в чём меня убеждает и твоё достойное удивления эссе о Карле Краусе (которого у меня, к сожалению, здесь нет). Высказанное тобой ожидание, что столь понятливый читатель, как господин Рихнер, уж как-нибудь найдёт между строк эссе оправдание твоим симпатиям к диалектическому материализму, кажется мне насквозь иллюзорным; скорее, произойдёт обратное, а именно: всякому непредвзятому читателю твоих работ, по-моему, ясно, что хотя в последние годы ты извини за выражение – судорожно силишься представить свои отчасти весьма далеко идущие идеи через как можно более близкую к коммунистической фразеологию, однако – и дело, как мне кажется, именно в этом – существует поразительное отчуждение и отсутствие связи между твоим реальным и твоим заданным образом мысли. Ведь ты доходишь до прозрений не благодаря строгому применению материалистического метода, а совершенно независимо от него (в лучшем случае) или (в худшем случае, как в некоторых работах двух последних лет) посредством игры двусмысленностями и наложением явлений этого метода. Как ты метко пишешь г-ну Рихнеру, твои собственные солидные познания произрастают из той – скажем так – метафизики языка, которая, собственно, и есть то, благодаря чему ты, добившись неискажённой ясности, мог бы стать значительной фигурой в истории критической мысли, легитимным продолжателем плодотворных и подлинных традиций каких-нибудь Гамана и Гумбольдта. И наоборот, показное усилие втиснуть эти результаты в такие рамки, где они вдруг видятся якобы результатами материалистических рассуждений, вносит совершенно чуждый, с лёгкостью отделяемый разумным читателем формальный элемент, который налагает на твои работы последних лет печать чего-то авантюрного, двусмысленного и подтасованного. Ты поймёшь, что я употребляю столь демонстративные выражения не без огромного внутреннего сопротивления; но стоит мне вообразить прямо-таки фантастическое расхождение между подлинным и терминологически подменённым методом, которое зияет в столь великолепной и центральной для тебя работе, как статья о Краусе, как всё начинает хромать, так как идеи метафизика о языке буржуа и даже – скажем так – о языке капитализма искусственным и легко разоблачаемым способом отождествляются с идеями материалиста об экономической диалектике общества, так что может показаться, будто они исходят одни из других! – как это ни смущает меня, я вынужден сказать себе, что этот самообман возможен лишь потому, что ты его хочешь, и более того: что он может продержаться лишь до тех пор, пока его не подвергнут материалистической проверке. Поистине плачевна полная уверенность, а она у меня есть, чтó постигло бы твои произведения, если бы им выпало на долю предстать перед судом коммунистической партии. Я почти верю, что ты сам стремишься к сегодняшнему неопределённому состоянию, но я бы приветствовал всякое средство, чтобы с ним покончить. То, что твоя диалектика не есть диалектика материалиста, к коей ты стремишься приблизиться, могло бы выясниться с однозначной и взрывной ясностью в момент, когда тебя разоблачат твои же друзья– диалектики как типичного контрреволюционера и буржуа, а это неизбежно произойдёт. Пока ты пишешь бюргерам о бюргерах, подлинному материалисту это безразлично и даже наплевать, желаешь ли ты предаваться иллюзии, будто ты с ним заодно. Наоборот, все его интересы, с диалектической точки зрения, должны быть направлены к тому, чтобы укрепить твой мнимо материалистический элемент, так как твой динамит на их территории – предположительно – может подействовать сильнее, чем его динамит. (Извини за параллель: в Германии такой материалист поощрял бы пресловутых большевиков от психоанализа а-ля Эрих Фромм, а в Москве он незамедлительно послал бы их в Сибирь.) В его собственном лагере материалист в тебе не нуждается, так как чисто абстрактная идентификация ваших сфер там при первых же шагах к центру провалится. Поскольку ты теперь сам заинтересован в подвешенном состоянии ваших нелегитимных отношений – на взгляд из другого угла, – вы хорошо ладите между собой; спрашивается только – как бы это высказать подобающе – как долго при таких двусмысленных отношениях моральность твоих взглядов, одного из самых дорогих твоих товаров, может оставаться здравой? Ибо это не так, как ты, вероятно, видишь ситуацию, когда задаёшься вопросом, сколь далеко в виде эксперимента можно зайти с материалистической позицией, поскольку эту позицию в твоём творческом методе ты явно ещё не занял и, как старый теолог, я полагаю, и не способен будешь занять. А поскольку при известной непреложности решения, какую я смею у тебя предполагать в данном конкретном случае, проекция твоих знаний, которые, как ты сам говоришь, приобретены благодаря теологическому методу, на материалистическую терминологию мыслима с грехом пополам, с некоторыми неизбежными сдвигами, которым не соответствует ничто в отображаемом – dialectica dialecticam amat447 – то вы с материалистом ещё долго сумеете между собой ладить, а именно – до тех пор, пока обстоятельства позволяют упорствовать в вашей двусмысленности, что в сложившихся исторических условиях может продлиться ещё очень долго. И как бы я ни оспаривал существование того, что – как ты уверяешь Рихнера – привело тебя к использованию материалистического способа рассмотрения, в который твои сочинения, скорее, не внесли никакого вклада, – я всё же хорошо понимаю, что ты пришёл к самообману: якобы введение в метафизику известной тенденции и терминологии, где выступают классы и капиталисты (хотя едва ли их противоположность), превращает твои рассуждения в материалистические. Самое верное средство, доказывающее правоту моего взгляда, а именно – вступление в КПГ – я могу рекомендовать тебе лишь иронически. Ведь сколь бы далеко строгое соблюдение материалистических методов исследования ни уводило от идеального проведения метафизико-диалектического научного производства (заимствуя твою формулировку), – провести этот экзамен, который может закончиться лишь как capitis diminuti448 твоего существования, я как друг всё– таки не в состоянии тебе посоветовать. Скорее, я склонен предположить, что с этой связью в один прекрасный день будет покончено точно так же неожиданно, как началось. Если я ошибаюсь в этом, ты понесёшь, как я боюсь, колоссальные издержки за это заблуждение – чтó хотя и парадоксально, но было бы кстати той ситуации, которая в итоге возникнет: ты был бы пусть и не последней, но наиболее непостижимой жертвой смешения религии и политики, рассмотрение которых в их подлинных отношениях ни от кого не могло ожидаться отчётливее, чем от тебя. Но, как говаривали старые испанские евреи: что может время, может и разум.

Об остальном в следующий раз. Я всегда жду твоих писем, авось и это письмо приведёт твою авторучку в полемическое вращение!

Мой сердечнейший привет.

Твой Герхард
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ушаков. Том 2, часть 1
Адмирал Ушаков. Том 2, часть 1

Настоящий сборник документов «Адмирал Ушаков» является вторым томом трехтомного издания документов о великом русском флотоводце. Во II том включены документы, относящиеся к деятельности Ф.Ф. Ушакова по освобождению Ионических островов — Цериго, Занте, Кефалония, о. св. Мавры и Корфу в период знаменитой Ионической кампании с января 1798 г. по июнь 1799 г. В сборник включены также документы, характеризующие деятельность Ф.Ф Ушакова по установлению республиканского правления на освобожденных островах. Документальный материал II тома систематизирован по следующим разделам: — 1. Деятельность Ф. Ф. Ушакова по приведению Черноморского флота в боевую готовность и крейсерство эскадры Ф. Ф. Ушакова в Черном море (январь 1798 г. — август 1798 г.). — 2. Начало военных действий объединенной русско-турецкой эскадры под командованием Ф. Ф. Ушакова по освобождению Ионических островов. Освобождение о. Цериго (август 1798 г. — октябрь 1798 г.). — 3.Военные действия эскадры Ф. Ф. Ушакова по освобождению островов Занте, Кефалония, св. Мавры и начало военных действий по освобождению о. Корфу (октябрь 1798 г. — конец ноября 1798 г.). — 4. Военные действия эскадры Ф. Ф. Ушакова по освобождению о. Корфу и деятельность Ф. Ф. Ушакова по организации республиканского правления на Ионических островах. Начало военных действий в Южной Италии (ноябрь 1798 г. — июнь 1799 г.).

авторов Коллектив

Биографии и Мемуары / Военная история
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное