Вальтер Беньямин. Критическая жизнь

С наступлением весны работа замедлилась; эти дни были для Беньямина заполнены ожиданием поездки на юг. Он был намерен бежать от «пагубного влияния здешней атмосферы» и тех «препятствий», которые оно создавало (C, 236); возможно, самым серьезным признаком его решимости служила готовность Беньямина пожертвовать частью своей библиотеки, чтобы добыть денег на дорогу. Приготовления к путешествию и к тем внешним и внутренним изменениям, которые оно могло принести, вызывали у него что-то вроде «экзальтации», и при содействии Доры он установил режим, включавший пост и физические упражнения (C, 257). Поездку на остров Капри Беньямин и Эрих Гуткинд начали планировать еще поздней осенью 1923 г., и к началу 1924 г. для участия в этом начинании уже собралась небольшая группа: Беньямин, Эмма и Флоренс Христиан Ранги, Луси и Эрих Гуткинды, а также их учитель иврита Дов Флаттау. По мере того как их планы приобретали все более четкие очертания, в письмах Беньямина обозначился поворот к теме «юга», представлявшей собой ключевой элемент германского культурного наследия по крайней мере начиная с XVIII в. Италия воплощала в себе то, что как будто бы отсутствовало в Германии: если она была серой, дождливой и угнетенной страной, то в Италии правили бал солнце, гедонизм и свобода. В XVIII в. в справочнике по Италии, который брали с собой в Bildungsreise (познавательное путешествие) многие немцы из зажиточного среднего класса, эта южная страна описывалась такими восторженными словами: «Путешественник, вполне чувствительный для того, чтобы быть тронутым красотами, на которые столь богата итальянская природа – они намного превосходят красоты искусства, – встретит здесь много пейзажей самого разнообразного вида»[179]. Сущность этой идеи о свободной естественной красоте, которую можно привести в соответствие с внутренним миром человека, уловил в следующих (как и во многих других) строках Гёте:

Ты знаешь край лимонных рощ в цвету,
Где пурпур королька прильнул к листу,
Где негой Юга дышит небосклон,
Где дремлет мирт, где лавр заворожен?
Ты там бывал?
Туда, туда,
Возлюбленный, нам скрыться б навсегда

(перевод Б. Пастернака).

Впрочем, Италия играла более сложную роль в германском воображении, чем можно вывести из этого апофеоза природы; после издания в 1764 г. «Истории античного искусства» Иоганна Иоахима Винкельмана непосредственное знакомство с классической культурой и искусством Ренессанса стало считаться практически обязательным для культурной прослойки среднего класса. Именно это сочетание идеализированной природы и заново открытой кульминации искусства составляет фон «Итальянского путешествия» Гёте – самого знаменитого описания душевных переживаний, которые вызывала Италия. Этот текст, изданный в 1816–1817 гг., через 30 лет после того, как состоялось само это путешествие, воссоздает опыт пребывания в Италии по письмам и дневниковым записям, причем воссоздает его как возрождение, поворотный момент, когда Гёте впервые ощутил в себе согласие с глубинами своего «я». «Вот я и добрался до сей столицы мира!» – писал он в Риме 1 ноября 1786 г. «…Вот я здесь, я успокоился и, как мне кажется, успокоился до конца своих дней. Ибо смело можно сказать – жизнь начинается сызнова, когда твой взор объемлет целое, доселе известное тебе лишь по частям»[180]. Еще до отбытия на Капри Беньямин уже нарисовал это место в своем воображении. Бегство на остров было для него «жизненно важным» делом; он мечтал о «более просторном и свободном окружении» (C, 236). И потому нас не должно удивлять, что после пребывания на Капри он считал себя полностью преображенным. Вспоминая в декабре 1924 г. свою поездку, он отмечал: «…здесь, в Берлине, сходятся на том, что я очень сильно изменился» (C, 257).