Вальтер Беньямин. Критическая жизнь

Беньямин первым из этой маленькой компании прибыл на Капри, по пути останавливаясь в Генуе, Пизе и Неаполе. Много лет спустя, в 1931 г., он вспоминал панику, охватившую его при мысли о том, что его не выпустят из Германии. В апреле 1924 г., проходя по Унтер-ден-Линден, он увидел заголовок в вечерней газете: «Запрет на зарубежные поездки». Правительство объявило, что в порядке борьбы с продолжающимся валютным кризисом немцев будут выпускать за границу лишь в том случае, если они оставят крупный залог, который получат обратно по возвращении. Этот запрет вводился в действие через три дня, и Беньямину, неспособному собрать требуемый залог, осталось только побросать вещи в чемодан и немедленно отбыть, не дожидаясь друзей и не имея на руках всей суммы, которой, как он надеялся, должно было хватить для покрытия расходов[181]. 9 или 10 апреля он прибыл на Капри и поселился в пансионе «Гуадеамус», где к нему присоединились друзья. Вскоре вся компания перебралась на верхний этаж частного дома на Виа Сопрамонте, 18, неподалеку от Ла-Пьяццетты – маленькой площади, служившей социальным центром деревни Капри. В этой квартире имелся «великолепный балкон с видом на море, выходивший на юг, а главное – променад на крыше, в котором, с точки зрения еврея-горожанина, было что-то от крупного загородного имения» (GB, 2:456).

Беньямин был моментально покорен «непомерной красотой» острова, «несравненной пышностью» его растительности и видом белых вилл на фоне невероятно лазурного моря; он с его страхом перед природой неоднократно говорил о «целительной силе загородной жизни» (GB, 2:446, 449, 462). Капри представлял собой популярный курорт еще с римских времен, но репутацию пристанища для европейских интеллектуалов он приобрел после издания книги «Открытие Голубого грота на острове Капри» немецкого художника и писателя Августа Копиша, заново открывшего Голубой грот в 1826 г. В XX в. на Капри имели собственные дома и Грэм Грин, и Максим Горький, и Норман Дуглас. Впрочем, в 1924 г. остров буквально кишел немецкими интеллектуалами, которых Беньямин назвал «странствующим интеллектуальным пролетариатом» (GS, 3:133). Одновременно с ним на острове находились Бертольд и Марианна Брехты, двое друзей Брехта – театральный художник Каспар Неер и режиссер Бернхард Райх, дизайнер и иллюстратор книг Штефана Георге Мельхиор Лехтер и ненавистный Беньямину Фридрих Гундольф.

Некоторые стороны жизни Беньямина не претерпели изменений. Он почти сразу же оказался на финансовой мели, несмотря на то, что на Капри его расходы на жизнь резко сократились. В конце апреля он отправил Вайсбаху призыв о помощи, и на этот раз его издатель дал быстрый и положительный ответ. Кроме того, даже в далекой Италии Беньямин столкнулся с вещами, укреплявшими его неуверенность и трепет перед университетской карьерой. Он присутствовал на Международном философском конгрессе, проводившемся по случаю 500-летия Университета Неаполя. На улицах университетского квартала стоял шум и гам, производимый веселящимися студентами, но в тех аудиториях, где заседал конгресс, царили пустота и отчужденность. «В том, что касается меня, – писал Беньямин Шолему, – всего этого совсем не требовалось, чтобы убедить меня в том, что философам платят хуже всего, потому что они – самые ненужные лакеи международной буржуазии. Раньше мне не приходилось видеть, чтобы они повсюду демонстрировали свою второсортность, так величаво рядясь в свои обноски». Ведущий итальянский философ Бенедетто Кроче, состоявший при Университете Неаполя, «откровенно дистанцировался» от конгресса (C, 240). Сам Беньямин выдержал там один день, а затем сбежал – сначала на Везувий и в Помпеи, а затем в первый, но далеко не в последний раз отправившись в Национальный музей Неаполя с его несравненной коллекцией древностей. Улицы и районы города – «ритм его жизни» – снова и снова покоряли Беньямина, так же, как и предшествовавшие ему многие поколения посетителей.