Вам доверяются люди

— Будут, будут! — рассеянно сказал он, думая о том, что не сегодня-завтра представители Госконтроля призовут его к ответу как раз за то самое, чему так радуется эта немножечко наивная, немножечко старомодная, а в общем великолепная старуха, которая и в шестьдесят лет не утратила комсомольский задор своей юности.

Этот комсомольский задор Варвары Семеновны и ее уверенное «обойдется» странным образом поддерживали Степняка в тот неприятный час, когда его вызвали давать объяснения ответственному товарищу в Госконтроле.

Содержание акта, составленного ревизорами, было ему уже хорошо известно. Все в этом акте соответствовало действительности, ни один из многих пунктов нельзя было назвать лживым, и все-таки Степняк, читая акт, вспоминал восточную поговорку об одеяле лжи из лоскутьев правды. Он представил себе резкий след отточенного, покрытого сиреневым лаком ноготка Таисии Павловны — вот здесь, и здесь, и еще там… Он видел, как, сжав тонкие губы, она барабанит пальцами по настольному стеклу, как придвигает блокнот, чтобы записать себе для памяти язвительные и злобные мысли… Впрочем, нет, зачем ей какие-то мысли, когда весь акт и каждая его строчка — основание для сокрушительного административного приказа… А ведь кроме акта у Таисии Павловны есть на вооружении еще и эмоции. Теперь она, наверно, с удовольствием вспомнит все их стычки, споры, все ее, как она выражается, предостережения.

Ну что ж, наступил час безоглядной драки. Безоглядной! Степняку вдруг вспомнилось, как в начале войны его генерал, не тот огрузневший Геннадий Спиридонович, которого теперь молоденькая пустозвонка жена величает «папочкой», а былой Геннадий Спиридонович, грубоватый и прямодушный вояка, напутствовал молодого военврача второго ранга Степняка, отправляя его формировать первый в ту пору, невиданный, неслыханный, небывалый по размерам и задачам сортировочный госпиталь: «Я тебе верю, действуй! Только действуй! И не оглядывайся!»

Степняк вошел в кабинет ответственного товарища, куда был вызван, с этой мыслью: «Не оглядываться!»

А не оглядываться было очень трудно.

Огромный, как зал, и оттого казавшийся почти пустым кабинет был начинен холодом — именно такое ощущение поразило Степняка, когда точно в назначенный час перед ним открылись двустворчатые тяжелые двери этого кабинета. Нет, его не заставили ждать ни минуты. Его вежливо спросили, правда, издали, правда, не протянув руки:

— Товарищ Степняк? Проходите. Садитесь.

Он шел по кабинету, от двери к столу, массивному, солидному, такому, какой и должен был стоять в этом помещении; он шел и видел те немногие обязательные предметы, в отменном порядке расположенные на столе так, как надлежало им быть расположенными; шел под испытующими, холодными взглядами трех пар глаз.

В кабинете, кроме его хозяина, находились оба контролера, которые больше десяти дней ежедневно являлись в больницу и у которых не нашлось ни желания, ни времени, ни простого любопытства, чтобы заглянуть в палаты, в операционные, в рентгеновские кабинеты, в кабинеты физиотерапии — куда-нибудь, где каждоминутно совершалось чудо возрождения человеческой жизни. Они, эти контролеры, занимались проверкой финансовой и хозяйственной деятельности больницы. И, строго сверяясь со сметой, записывали: «Приобретен аппарат для газового наркоза стоимостью… сметой не предусмотрен», «Имеется стенографистка с окладом… штатным расписанием не предусмотрена», «Имеются два электрика… штатным расписанием предусмотрен один…» И так строка за строкой, страница за страницей. Но ни слова о том, зачем приобретен аппарат для газового наркоза, как он действует, что дает тем людям, которые доверяют больнице самое драгоценное — свою жизнь. И тем, которые спасают, восстанавливают, возвращают истерзанному болью человеку эту единственную, неповторимую жизнь.

Нет, не задавали себе такого вопроса два человека, укоризненно и холодно глядевшие теперь на Степняка, шедшего по сверкающему, как лед, паркету. Ибо задай они себе хоть раз этот вопрос, пожелай они хоть краем глаза увидеть, как действует преступный аппарат и чем занят второй, не предусмотренный штатным расписанием электрик, не могли бы глядеть они на Степняка такими недовольно-равнодушными глазами.

В этих глазах, в глазах ответственного товарища, перед которым лежал точный и лишенный живого дыхания акт.

Степняк прочитал уже продуманный, уже вынесенный приговор не просто себе (он почему-то не думал о том, как сложится его собственная жизнь завтра, даже сегодня, даже через час или через десять минут), — нет, приговор всему тому, что было, по его мнению, целью и существом огромного дела медицины. Приговор поискам, приговор дерзанию, приговор неустанному стремлению бороться за жизнь людей, двигаться вперед, не останавливаясь ни на минуту, и действовать, действовать, не оглядываясь на чиновничий холеный пальчик с сиреневым лаком на кругло отточенном ногте… Не оглядываясь!