— Откуда такая подозрительность? Чуть передвинул деньги из одной статьи в другую — крик: «Преступление, преступление!» Почему преступление? Много ли вы назовете врачей-растратчиков? Почему мне доверяют делать операцию на сердце… вы это вообразить можете? На сердце! — проскандировал он и для убедительности приложил руку к груди. — И не доверяют премировать санитарку за самоотверженный труд… А она ночей не спала, ухаживая за тем больным, которому вырезали желудок, перелили литр или два крови, у которого уже не было пульса, которого мы буквально из могилы вытащили… Но премировать санитарку какой-нибудь сотней рублей за то, что она возвращенного к жизни покойничка выходила, — преступление. На это я права не имею. Вы об этом знаете? А между прочим, послеоперационный уход иногда важнее самой операции!
Забывшись, Степняк вскочил со стула, на котором сидел возле заседательского стола, упиравшегося узким своим краем в письменный стол хозяина кабинета.
— В акте, — сказал он, нагибаясь и энергично тыча пальцем в бумаги, лежавшие на письменном столе, — все пункты отвечают действительности. Все до единого. У меня нет никаких конкретных возражений ни по одному из них. Но все вместе — это образцово-показательный пример того, о чем Ленин говорил: формально правильно, а по существу издевательство.
Мысль о том, что акт формален и бюрократичен, давно мучила Степняка. Он не собирался высказывать это вслух, но определение выскочило помимо его воли. «Ох, зарвался!» — пожалел он.
— Силён, брат! — с насмешечкой сказал ответственный товарищ, и Степняк почувствовал, что за насмешечкой скрывается нечто вроде симпатии.
«А как же выводы? — подумал он. — Ведь когда я пришел, все было уже предрешено, в этом я не мог ошибиться…»
— Это правда! — Степняк подергал ставший вдруг тесным воротник рубашки. — Впрочем, считайте как хотите. Я могу добавить еще очень многое, да… нужно ли?
Он хотел сказать «да что толку?», но удержался.
— Пожалуй, не нужно, — серьезно, задумчиво ответил хозяин кабинета, — ваши доводы убедительны. Но помочь вам мы не можем — это дело органов здравоохранения. Что касается акта, — товарищ взял со стола акт и положил его на раскрытую левую ладонь, как бы взвешивая, — мы укажем, что никакого своекорыстия не было и что смета райздрава, на наш взгляд, недостаточно гибка. Только еще один, последний вопрос. В акте этого нет, — быстро добавил он, снова опуская акт на стол и отводя глаза. — Нам передали заявление, будто вы… получили взятку от диетсестры Кругловой, чтобы прописать ее с сыном в Москве…
— Что?! Что?! — отступая, спросил Степняк.
— Заявление без подписи, — поспешно сказал ответственный товарищ.
— Вы доверяете анонимкам?!
— Я ничему не доверяю и все проверяю, — сказал хозяин кабинета. — Кроме того, это не совсем анонимка. Сперва нашим контролерам было сделано устное сообщение, и они посоветовали обратиться в райздрав. А уж потом пришло неподписанное заявление.
«Кукла с кудряшками! — догадался Степняк. — Это же ей советовали пойти в райздрав… До чего подлая баба. Но что ей нужно?» Его затошнило от злости.
— Вы не желаете отвечать?
— Не желаю. Как можно отвечать на такую ложь и клевету?.. Вот я сейчас сделаю заявление, что дал вашему контролеру взятку, просил смягчить акт…
— Товарищ Степняк, этим не шутят.
— Я и не шучу. Дал, конечно, одному из контролеров! И, конечно, с глазу на глаз — разве взятки дают при свидетелях? А он взял. Оттого я и не обвинен… как это вы сказали?.. в своекорыстии.
Степняк с мрачным удовольствием увидел исказившееся лицо того контролера, на которого он посмотрел особенно пристально.
— Вы не волнуйтесь, — поднимаясь с кресла, сказал хозяин кабинета, — у нас к вам претензий нет. А со сметой рекомендую в дальнейшем не вольничать.
Он стоял, выпрямившись, опираясь кончиками пальцев о край стола.
— Не обещаю, — вздохнув, ответил Степняк. — Если опять попадется редкий и нужный аппарат, непременно приобретем. Во всяком случае, пока я в больнице.
— Н-да… — почесывая переносицу и силясь подавить улыбку, протянул ответственный товарищ. — Тогда ведь нам не миновать новой встречи?
— Будем встречаться, — спокойно подтвердил Степняк.
Ответственный товарищ несколько мгновений внимательно разглядывал Степняка, стоявшего перед ним. Оба были примерно одного роста и одного возраста. У обоих сильная проседь в волосах. Но у хозяина кабинета набрякшие мешочки под глазами и нездоровая желтизна кожи. И смягченная высоким ростом грузность — первый вестник надвигающегося ожирения. Степняк вдруг посмотрел на хозяина кабинета взглядом врача.
— На воздухе мало бываете, — привычно начал он и усмехнулся. — Прошу простить, профессия заговорила.
— Мало, — согласился хозяин кабинета и огорченно пояснил: — Никак не получается…
Он переменил позу, протягивая Степняку на прощание руку. Движение было широкое и дружелюбное. Контролеры тотчас молча наклонили головы. «Как автоматы!» — подумал Степняк и, отвечая на рукопожатие, не удержался, спросил:
— Значит, до нового свидания?