Вам не понять – вы же офицер

– Это ты меня насчет их связей, мотивов, намерений просветить хочешь? Или покаяться в чем до того, как они мне среди прочих и на тебя пожалуются? – интересуется тот.

– Ну, примерно так!

– Сергей Павлович! Если дивизионных кадров и наших старших товарищей не окажется за столом, то вы эту ориентирующую оперативную информацию нам сегодня за ужином доложите, – закругляю я треп, поскольку мы уже выбрались на освещенную территорию и входим в столовую.

Уточкин и Чалдонов трапезу уже заканчивают. Не дожидаясь нас, они уходят в «нумера».

Авиаторов в столовой ужинает мало. Их женатое большинство предпочитает пораньше убыть домой, а стоимость несъеденного ужина получить деньгами.

С тех мест, что выделены нам за столом комдива, просматривается весь зал и порхающие по нему труженицы авиационного общепита. Они действительно порхают – независимо от роста, веса, возраста. Бросается в глаза, что они вышколены, но по-доброму, и общаются с офицерами без чопорности, в духе безмерного уважения к тем, кого кормят. Чувствуется, что и подбирают официанток не абы как, а вполне осмысленно. Круглые коленки. Слегка откляченные зады. Задорно торчащие поверх форменных фартучков бюсты. На лицах минимум косметики. Несмываемые улыбки. Видеть их приятно, и чем чаще, тем лучше. Не зря же в авиации говорят, что лётчик половину жизни смотрит на приборную доску, а вторую – на зад официантки.

Появление мужчин в мундирах с красными петлицами не остается незамеченным прелестными подавальщицами. Каждая считает своим долгом бросить оценивающий взгляд, не отвлекаясь при этом от текущей работы по перетаскиванию подносов с грязной посудой, что подчеркивает грациозность даже тех, у кого талий не наблюдается.

Замечаю, что самая молоденькая официантка задерживается взглядом на нашей компании чаще и дольше других. Коллег в качестве объекта ее внимания почему-то не представляю, но совершенно очевидно, что с такой девочкой вполне мог бы подружиться за время службы наш убиенный. Она вряд ли намного старше Парнеева, а гениталии, как известно, ровесников не ищут.

– Ну вот, определяется первая девушка, которую Никита Ильич завтра допросит.

– Это какая такая? – просит уточнить Никита.

– Слева от окна раздачи молодуха с нас глаз не сводит. Вполне могла быть обожаема нашим «подснежником».

– Не мучайся домыслами, командир, – похрустывая квашеной капусткой, говорит Гармонин, – она от меня знака ждет.

– И чем ты заслужил внимание юной девы?

– Пока Парнеев не вытаял да вы сюда не понаехали, я старательно исполнял указания нашего доброго Шефа.

– Какие же?

– Наиболее реалистичные!

– Подробнее, пожалуйста!

– Выпить весь гарнизонный спирт нереально. Скоро убедишься. Жрать дивизионный сухой паек при такой столовой желания не возникало. А вот перепороть всех официанток и желание и силы пока есть. Поэтому вчера, возвращаясь из морга, заехал я в городок и на квартире того Виталика, что вас встречал, нашу прекрасную подавальщицу допросил, кажется, раза четыре. Уж вы простите, что заставил вас доклада о вскрытии ждать лишних два часа. После созерцания картины ужасной смерти нашего клиента очень хотелось живым себя ощутить. Да и не ожидал я, что вы так быстро нарисуетесь.

– Ну… и призналась она тебе?

– В любви, что ли?

– Да на хрена тебе ее любовь! С Парнеевым она дружила, встречалась? Драл он ее или нет? Ревновал ли ее кто к нему? Или ты ее не об этом допрашивал?

– Думаю, что нет!

– Знаешь, Палыч! Предварительному следствию, которое мне поручено в этом гарнизоне возглавить, вовсе до с^*аки, что ты там думаешь! Раз не знаешь, а только думаешь, то следующим ее будет допрашивать Никита. А если и он этого не узнает, то, может быть, придется и мне допросить. Вот только прежде чем напрягать ее помидоры, не увядшие благодаря твоим стараниям, я сначала действительно испишу полсотни листов протокола, а часом позже выдеру вас с Никитой. И Шефу посоветую продублировать.

Пламенную речь-то я закончил, но почему же так завелся? Явно не потому, что позавидовал успеху Палыча у прелестной сотрудницы полкового пищеблока. Просто разозлился на него за не вполне уместный загул. Впрочем, почему неуместный? Жизнь-то никто не отменял!

А вот и Палыч почувствовал, что его рассказ нас с Никитой не развеселил.

– Степан, не дуйся! Искуплю кровью! Ну, не кровью, так спиртом. Вот увидишь. Все будет хорошо.

– Поживем – увидим!

– Ну, ты ведь, Стёпа, не допускаешь, что я стал молочным братом убиенного? Он ведь жулик настоящий, – продолжает Гармонин.

– Был ли он жуликом, ты мне сегодня на сон грядущий расскажешь. Это я о тех материалах, которые ты с уголовным делом Парнеева в округ не отправил. Так что долго в нашем склепе не засиживайтесь. Жду в гостинице. Чайку попьем, о жизни погуторим.

Из столовой Палыч с Никитой уходят в штаб упражняться в машинописи. Возвращаюсь в гостиницу. Упав в койку, набрасываю на бумаге вопросы, рисую квадратики, кружочки, логические схемы.

Постучав в дверь, входит Уточкин.

– Куда молодых дел? Как сам? Чего наработал?