Ящики прикроватной тумбочки открылись сами по себе, захлопнулись, выдвинулись, закрылись, и теперь ящики комода, шурша по направляющим, закрывались со стуком, стучали, стучали. Комод из красного дерева полностью выплюнул свои ящики полностью, раскидав их содержимое, и они загремели об пол.
Наплыв эмоций Роберты — скорбь, злость, безумная ярость — спал до низкой степени ужаса. Она стояла, охваченная благоговейным страхом, поворачиваясь туда и сюда, борясь с очевидной ясностью своих чувств — «Этого не может быть, никогда, нет, нет» — и поднимая свои руки, и так уже покрытые синяками, защищаясь от любых снарядов, которые могли полететь в её сторону.
Шестифутовая цепь, прикреплённая рым-болтом к спинке кровати, с грохотом поднялась с матраца, извиваясь в воздухе, как зачарованная змея, наручник был похож на голову кобры, готовую укусить.
Настольная лампа с абажуром взлетела в воздух, шнур от неё натянулся. Вилка выскочила из розетки в стене. Лампа пролетела мимо моего лица, разбилась о стену, осыпав Кристен керамическими осколками.
Несмотря на свои вспыльчивые разгромы и мстительный гнев, полтергейсты не могут контролировать злую энергию, исходящую от них, не могут выбрать кого-либо целью или точно прицелиться. Они способны навредить нам только опосредованно, рикошетом, самым удачным из удачных дуновений. Однако если кинутая каминная кочерга вонзится между глаз, пройдёт через мозг и выйдет с другой стороны головы, тот факт, что она нашла вас по абсолютно чистой случайности, вряд ли будет большим утешением.
Роберта начала кричать, к ней присоединилась Кристен, что, казалось, сподвигло покойника, неоплакиваемого Курта, на новые вершины сверхъестественного гнева. Матрац слетел с кровати, и стальные витки его пружин пели и бренчали, как будто тысячи когтей дёргали за них. Освобождённый от ящиков, комод отшатнулся от стены, качнулся влево, вправо, как будто был монстром Франкенштейна из мебели, громыхая так и сяк в поисках жертвы, внезапно взлетел до потолка с такой силой, что разлетелся на куски и свалился оттуда месте с градом отбитой штукатурки.
Через какофонию Сторми закричала мне:
— Делай что-нибудь!
— Что делать? — крикнул я в ответ.
— Откуда мне знать? Я работаю в магазине мороженого.
—
— Я просто повар, — солгал я. — Я не знаю, что здесь происходит.
Звякающие стальные кольца матрасных пружин начали высвобождаться из своего заточения, разматываясь, будто были плохо прикреплены, прорывая чехол, как маленькие змейки выползают из гнезда, встречаясь со змеёй из наручника и цепи, которая всё ещё колебалась, как кобра в рабстве музыки флейты.
Потолочные балки скрипели и дрожали. Штукатурка над головой покрылась трещинами, и на нас дождём посыпалась пыль. Арматура в стенах комнаты стонала, как будто согнутая каким-то громадным грузом, а пол под ногами начал бренчать, так что я подумал, что комната может рухнуть вместе с нами.
Рассерженный дух Курта, полтергейст исключительной силы, уникальной в моей практике, крутился как торнадо, носясь по усыпанной обломками спальне, исчезая в стенах — и снова появляясь из них. Он прошёл через дверь, и когда мгновением позже ворвался обратно в спальню, разделил дверь на две части. Часть на петлях распахнулась, а вторая половина грохнулась на пол.
Никому из нас не потребовалось особого приглашения. Мы пробежали по упавшей половине двери в коридор второго этажа и понеслись к лестнице. Спасаться от полтергейста не более трусливо, чем бежать вместе с быками в Памплоне[11] — храбро; первое — акт обоснованного благоразумия, а второе — безрассудство на грани помешательства. Я с радостью признаю, что в спешке при побеге от разгневанного духа Курта я только
Мы выбежали через переднюю дверь во двор и услышали звук, похожий на взрыв окна на втором этаже в задней части дома и душ из стекла, осыпавшийся там на крышу крыльца. Стук-шум-грохот посмертной вспышки гнева Курта продолжился в наше отсутствие, хотя я надеялся, что несмотря на его необычную силу, он не сможет последовать за нами. Инициировавший своё неистовое уничтожение, средний полтергейст глупо мечется, пока не истощается, после чего скитается где-то в месте вроде чистилища, находящегося между нашим миром и следующим; возможно, на некоторое время сбитый с толку, как любой живой человек с деменцией.
Дрожащая правая рука Роберты пауком скользнула по её лицу, как будто она ожидала обнаружить кровоточащие раны, и когда ничего не обнаружила, обхватила себя бледными руками с синяками, дрожа так, как будто в Мохаве было так же холодно, как в тундре на Аляске.
— Это он, — сказала она. — Это не может быть никто другой.
— Кто — он? — спросила Кристен. — О чём вы говорите?
— Я зарубила его тесаком, так что он вернулся за реваншем.
— Восстал из мёртвых? — сказала Кристен. — Я не верю в приведения.
— Я верю в то, что видела, — настаивала Роберта.