Вам суждено всегда быть вместе

Кто-то коллекционировал милых керамических, стеклянных и резных деревянных свинюшек, которые были выставлены в линию на холодильнике, выглядывали между бутылками на полках для специй, теснились в центре рабочего островка и на обеденном столе. Там были свинки в сюртуках, рабочих комбинезонах, костюмах Санта Клауса, смокингах и вечерних платьях. Здесь стояла свинья в полупируэте, а там свинья играла на банджо.

Там, где стены не были заставлены шкафами и приборами, они были заняты вышивкой в рамках с декоративными кромками и утешительными клише: Дом там, где сердце, За дождём всегда следует солнце…

Внезапно вышивка начала стучать по стенам, а свиньи — звякать друг о друга, как будто Пико Мундо содрогнулось от небольшого землетрясения.

Встревоженный, я развернулся, Сторми тоже развернулась, а позади нас стоял призрак. Он проявился с невредимой шеей.

— Ты что-нибудь видишь? — спросила она.

— Мертвеца.

— Что он делает?

Его глаза светились голубым пламенем, лицо было искривлено противоречивыми эмоциями. Как будто требуя правосудия, он показал пальцем на меня. Обнажая стиснутые зубы, он вознёс тот же палец к потолку, и как Кларк Кент[10] в случае крайней необходимости, когда не было времени на переодевание в плащ с колготками, вылетел из кухни через потолок, не нанеся гипсовой штукатурке никакого урона своим внезапным выходом.

— Что только что произошло? — спросила Сторми.

— Ну, в целом, указание пути: он вылетел через потолок. Убийца должен быть наверху.

— Давай доберёмся до него.

— Я могу справиться с этим сам.

— Друг мой, ты не пойдёшь наверх один.

Я поднял скалку.

— Это всё, что мне нужно.

Подняв стальную дубинку, она сказала:

— А это всё, что мне нужно.

— Иногда ты сводишь меня с ума.

Она улыбнулась.

— Ты бы не любил меня, если бы не сводила.

Мы пошли наверх.

Глава 4

Ступеньки скрипели. Они всегда скрипят, когда этот скрип может привести к твоей смерти, и никогда не скрипят, когда это не имеет значения. Вселенная антропична, а это означает, что её устройство делает возможной и обеспечивает разумную жизнь, особенно человеческую. И всё же я ощущаю какую-то силу, некоторое присутствие, некоего врага за кулисами, который с помощью бесчисленных устройств неуловимо или явно ищет, как нас уничтожить. На втором этаже хозяйская спальня, вторая спальня и кладовка оказались пусты, но все дверные петли скрипели, скрежетали или делали и то, и другое.

В третьей спальне, в задней части дома, оказались две женщины. Когда я толкнул дверь, они подняли глаза и испугались.

Та, что моложе, была привлекательной блондинкой, которая почти разменяла третий десяток. Она сидела на краю кровати, полностью одетая, но прикованная к стальному кольцу, приваренному к спинке кровати.

Другая женщина перебирала связку ключей, пытаясь освободить блондинку от наручника, который приковывал её к цепи. Она была костлявой, растрёпанной, её тонкие руки были покрыты синяками, правый глаз опух и не открывался. Когда она повернулась ко мне, ужас и робость читались на её бледном, как бумага, лице, но натянутые уголки её рта говорили о решимости, и мне подумалось, что в её зелёных глазах я прочитал дикий росчерк ликования.

Несмотря на скалку в моих руках и боевую дубинку Сторми, изначальный страх старшей женщины уступил чему-то похожему на безумную, но неустойчивую радость. Вот она казалась освобождённой и ликующей, как будто только что обезвредила бомбу, но мгновением позже её лицо пасмурнело, а ухмылку быстро сменил хмурый взгляд, словно она снова услышала тикающие часы бомбы.

Она бросила на меня сердитый взгляд.

— Ты кто? Что ты делаешь в моём доме?

— Там мёртвый мужчина… — начал я.

— Ага, Курт. Он использовал меня, и у него это получалось гладко, как по маслу. Я не видела, каким змеем он был, пока не стало слишком поздно. Ублюдок Курт, теперь абсолютно мёртвый, больной ублюдок, абсолютно мёртв. — Она лыбилась, как будто я сказал, что она выиграла в лотерею. — Я врубила ему весьма неплохо, чёрт меня подери, если это не так. Я, никчёмная старая Роберта, наконец, я это сделала. — Она выглядела поражённой тем, что оказалась способной убить Курта. — Я врубила ему, как будто он всего лишь кусок грудинки. Хотелось бы врубить ему пару сотен раз, рубить его снова и снова, пока он не сдохнет. Вот бы у меня хватило мужества на это много лет назад.

Очевидно, Сторми решила, что угрозы здесь нет, а может, подумала, что я выглядел нелепо, размахивая скалкой, поэтому передала мне дубинку из нержавейки. Эмоционально неустойчивая Роберта, пытающаяся справиться с замком от наручника, начала плакать. Сторми подошла к ней, положила руку ей на плечо, как будто хотела её утешить, и взяла у неё ключи, чтобы помочь.

Голосом, дрожащим больше от злости, чем от страха, блондинка сказала:

— Я шла на работу. Ещё даже не рассвело. Он подошёл ко мне сзади. Всё случилось слишком быстро.

Пока Строми изучала ключи, Роберта объяснялась через пелену слёз: