Как смеялась бы над ним его же команда, если бы они вдруг узнали, что всё это делалось им из нежных чувств к девушке, в которую он был вот так сентиментально влюблён! Как злорадствовали бы они, если б узнали, что та самая роковая красавица презрительно бросила ему в лицо: «Среди моих знакомых нет воров и пиратов!» Понял, ты?!
Вор и пират! Только так, и не иначе!
Какими суровыми были эти слова, как они жгли его, какую причиняли боль!
Совершенно не разбираясь в сложных переживаниях женской души (а в них и сам чёрт ногу сломит!), он даже и не попытался задуматься о том, в честь чего она встретила его такими оскорблениями. Почему была так раздражена? Может, настроение не то; может, что-то не то съела; может, укачало; может, вообще «не те дни» (если вы меня понимаете)…
Приходится признать, что умнейшие во всех прочих делах брутальные мужчины часто бывают совершенно некомпетентны во всём, что касается тонкостей женской натуры.
Так рассуждали бы вы. Но не так рассуждал капитан Блад. Более того, в эту ночь он вообще не рассуждал. Набродившись по полуюту, он решил слегка выпить и, как водится, быстро накидался в дым, в хлам, в дрезину, в гавань!
В его залитом ромом мозгу боролись два чувства: святая любовь, которую он так долго питал к Арабелле Бишоп, и жгучая ненависть, каковую она в один момент и в два слова умудрилась в нём разжечь.
Всякие крайности часто сходятся и сливаются так, что их трудно различить. Так вот, сегодня вечером ром, любовь и ненависть переплелись в его душе, превратившись в единую чудовищную страсть, подогретую ямайской синькой.
Вор и пират!
Вот кем она считала его без всяких объяснений, деталей, оговорок, напрочь забыв о том, что он был осуждён жестоко и несправедливо! Она ничего не знала и не хотела знать о том отчаянном положении, в котором он очутился после бегства с острова Барбадос, и не собиралась ни на грош считаться с жестокими обстоятельствами судьбы, превратившими честного человека в удачливого пирата.
А тот факт, что он, даже будучи преступником, старался поступать как джентльмен, ни капли не трогал её, и она не нашла у себя в сердце ни малейшего сострадания. Всего лишь двумя словами Арабелла вынесла ему окончательный приговор. В её глазах он был только вор и пират. И подавись ты…
Ну что ж! Если она так назвала его, то он и будет теперь вором и пиратом! Он будет таким же беспощадным и жестоким, как все корсары Южного Мэна. Он прекратит эту идиотскую борьбу с самим собой, он не желает больше балансировать между двумя мирами, будучи одновременно и бандитом, и порядочным человеком. Она ясно указала ему, к какому грязному дну он принадлежит. Так пусть же сейчас она получит все доказательства того, что была права.
– Мысс Арабелла, знаете ли вы… чё вы… вы у меня на корабле, ф моей фласти, и я могу сделать с вами ф-ф-фсё, чё мне вздумается! Всё-всё-всё! Ага-ась?! Хи-хи…
Блад издевательски засмеялся. Но тут же из его горла вырвалось нечто похожее на рыдание. Схватившись за голову, Питер обнаружил у себя на лбу холодные капли пота. Кажется, он начинал сходить с ума от рома и собственных бредовых фантазий…
Лорд Джулиан, знавший женскую половину рода человеческого несколько лучше капитана Блада, был занят в эту же ночь решением странной загадки, которую ему задала мисс Арабелла своим резким наездом на их спасителя. Его светлость неожиданно поймал себя на том, что в его капризной душе поселилось неведомое доселе смутное чувство ревности.
Неадекватное поведение Арабеллы Бишоп заставило его наконец понять, что девушка даже без врожденной худобы и утомлённой женственности всё же может быть вполне себе привлекательной. Его вдруг очень заинтересовали прежние отношения Арабеллы с Питером Бладом, он инстинктивно чувствовал изрядное искрение между этой парочкой и прямо сейчас желал разобраться с этим вопросом: «Какого дьявола она так эмоционально на него наорала? Подобный гнев намекает нам на их… как бэ… отношения?»
Лорд Уэйд проклинал себя за то, что до сих пор не сделал соответствующих выводов.
Он, например, только сейчас заметил, что корабль Блада носит имя мисс Бишоп, и это, несомненно, было неспроста. Арабелла вела себя с Питером как полная дура, но по факту дурочкой она не была. К тому же она приходилась племянницей злейшему врагу капитана Блада, но все на судне почему-то вели себя крайне предупредительно.
Ей, как и лорду Джулиану, были предоставлены отдельные каюты и право гулять по кораблю абсолютно везде, где вздумается, хоть на мачту лезь. Они обедали за одним столом со шкипером Питтом и одноглазым Волверстоном, которые относились к «пленникам» с подчёркнутой вежливостью. Но вместе с тем сам Блад тщательно уклонялся от любой, даже случайной встречи с ними.
Его светлость, коварно продолжая свои тайные наблюдения, решил получить все дополнительные сведения всё у той же Арабеллы Бишоп за обеденным столом. Для этого стоило лишь ковыряться в каше подольше, пока уйдут Питт и Волверстон. Но удача решила неожиданно улыбнуться ему, так что особо напрягаться и не пришлось.