– Я что же, я готов! Если господа прикажут.
Миша и управляющий занялись выпивкой, а я переглядывался и улыбался с Фросей и Пашей.
Прошло две недели. Мы с Мишей занимали флигелек, тот самый, в котором жила умершая тетка. Много охотились, валялись на солнце, пели по вечерам с Фросей и Пашей деревенские песни и… начинали изрядно скучать.
Местный батюшка, отец Павел, старенький, седенький старичок, не дождавшись меня ни в церковь, ни к себе, сам первый пришел ко мне с визитом. Это было в конце второй недели. Миша, конечно, не преминул шепнуть мне:
– Все же чин чина почитай! Как-никак, а новый помещик!
Подали закусить.
Отец Павел, видимо не зная, чем меня «почтить», предложил отслужить заупокойную обедню по главной, самой важной и самой богатой владелице именья – Варваре Сидоровне Смолкиной, то есть по моей троюродной или четвероюродной бабушке или прабабушке. От которой собственно, быстро переходя из рук в руки, и досталось мне имение.
Я отклонил предложение.
Миша, по своему обычаю, не утерпел и ввязался в разговор.
Что тревожить бабушку Варвару, пусть себе полеживает в могилке.
– Какая же это тревога? – возразил отец Павел. – Даже напротив. Я за правило и за обязанность полагаю ежемесячно поминать Варвару Сидоровну.
– Почему же вы ей делаете такое предпочтение? – поинтересовался Миша.
– Да как вам доложить… неудобно… – И отец Павел круто перевел разговор на другую тему. Началась усиленная выпивка.
По уходе отца Павла управляющий, который вместе с Мишей во время визита священника успел наугощаться, сказал:
– Отец-то Павел не смеет говорить, порочить предков хозяина.
Что такое, не понимаю, – заявил Миша.
– Говорю, не смеет отец Павел сказать, что бабка-то, Варвара Сидоровна, в земле спокойно не лежит, а все ходят и ходят.
– Как так ходит? Покойница?
– Да так и ходит, как обнаковенно мертвецы ходят! И людям показывается. Уж я вам о том в первый же вечер докладывал. Вы еще тогда таким храбрецом себя показали и сказали: «Завтра же в старом доме заночуем!» Да, видно, не с руки это! Хе-хе-хе, надо полагать, бабка Авдотья все выяснила вам.
Ты, верно, Федор Иванович, меня за труса почитаешь! – закричал Миша. Он был пьян не меньше Федора Ивановича.
– Ничего подобного! Только я полагаю, что бабка Авдотья объяснила вам про госпожу Варвару Сидоровну.
– Много добьешься от вашей бабки Авдотьи, – сказал Миша, успокаиваясь. – Старая хрычовка все перепутала. Она вот говорит, что Варвара Сидоровна засекала людей до смерти, не гнушалась и собственноручной расправы. А сама Варвара Сидоровна была красавицей из красавиц и при этом первой развратницей на всю округу. Ваша бабка Авдотья уверяет, что она сама, Авдотья, «испытала ручку» Варвары Сидоровны. Да каким же это образом?!
Что же, и это быть может! – заспорил управляющий. – Сколько лет бабке Авдотье – неизвестно никому. А как уничтожено крепостное право, еще и ста лет не вышло[144]
.Принялись считать, спорить. Оказалось, что бабка Авдотья могла застать и помнить времена крепостничества.
– А насчет моей трусости, – опять вспомнил Миша, – я докажу. Идем сегодня же ночевать в старый дом, Димитрий! Ты со мною, конечно? – говорил он пьяным голосом.
– Ну конечно, с тобой, – ответил я, желая от него отвязаться. Я знал, что ночевать в старом доме нельзя – до того он был запущен и заброшен.
Еще в первые дни приезда, при ярком солнечном свете, я осматривал все комнаты. Федор Иванович, Миша и обе девушки сопровождали меня.
Обходя старинные гостиные и залу, я от души посетовал на тетку: можно ли было бросать такие дорогие и редкие вещи без всякого внимания?! Предоставлять всю обстановку мышам, паукам и моли.
Являлся вопрос: каким образом тетка, такая умная и расчетливая хозяйка, могла отнестись небрежно к такой доходной статье? Объяснение было одно: вера и страх перед привидением старого дома.
Запустение в доме было полное. Шелковые обои отстали, засижены мухами, лепные украшения потолков утонули в тенетах[145]
, штофная[146] золоченая мебель вся прогрызена мышами, многие из шкапиков и этажерок покосились, видимо проточенные короедами, паркет во многих местах провалился. Одно, за что я сказал тетке спасибо, – не было в доме выбитых окон и стекол. Тут хозяйственные наклонности взяли верх над мертвецами.Нечего говорить, что в доме оказались и фамильные портреты. Был какой-то сановник в камзоле, шитом золотом; было два генерала в форме времен Александра I[147]
; были и «другие личности», как говорил управляющий.