– То есть на данном этапе американской истории квакеры практически неотличимы от прочих американцев? – предположил я.
Доктор Трублад с готовностью согласился:
– И в нас много всего наворочено. Как и в каждом. А тот, кто верит, будто существует единственно верный вариант учения квакеров, просто дурак.
Я сказал профессору: американские противники войны, конечно, знают, что Никсон прислушивается к его мнению, и наверняка просили передать президенту, что с войной пора заканчивать.
– Конечно, – кивнул Трублад, – и часто в весьма грубой, безапелляционной форме. Я же им говорю: «Послушайте, он старается остановить войну. А вы ему пытаетесь помешать». Я им не поддаюсь, понятно?
Для «кровоточащих сердец» этот квакерский философ припас и нечто более горькое. Он собирается послать президенту малоизвестную цитату из Авраама Линкольна, который тоже воевал и с кем Никсон себя на этом основании отождествляет.
Вот она, эта цитата:
Мы все проходим через великое испытание, через испытание огнем. В условиях ответственности, которая была возложена на меня моим положением, будучи, как и все мы, лишь орудием в руках нашего Небесного Отца, полагаю, что в целях исполнения Его воли я обязан посвятить этому делу все свои помыслы. И, чтобы сопутствовал мне успех, я решил испросить Его помощи и поддержки.
Но если, попытавшись сделать все, на что способен, в жизни, Им дарованной, я бы потерпел неудачу, то счел бы, что во имя неведомой мне цели Он именно так определил волю Свою. Будь на то лишь мое желание, эта война никогда бы не началась. Будь мне позволено, эта война, даже начавшись, уже бы завершилась. Но мы видим: война продолжается; и мы обязаны понимать, что это Он позволяет ей продолжаться, исповедуя некую Свою цель, таинственную и нам неведомую. И хотя мы, по слабому нашему разумению, неспособны понять этой цели, мы не можем не верить, что именно Он, создавший мир, по-прежнему им управляет.
Мне нестерпима мысль, что этот документ попадет в руки президента. Я совершенно убежден, что мистер Никсон, с присущим ему поразительным отсутствием чувства юмора, не понимает, что реализует жесткий долгосрочный план выживания победителей за счет лузеров, выживания жирных за счет тощих. И абсолютно реальным для меня становится предположение – поскольку я понял, насколько беспросветно убоги его духовные наставники, – Никсон полностью уверен, что исполняет волю божью, чем бы он на своем посту ни был занят.
Кстати, если бы я был пришельцем с другой планеты, вот как бы я объяснил, в чем состоит действительная причина ненависти, которую Никсон питает к лузерам: в годы Великой депрессии его семья обеднела, и для родственников будущего президента это было страшным унижением. Словно семью по ошибке загнали в приют для бродячих собак. И теперь президент делает все, чтобы, не дай бог, его не обвинили в сочувствии к бедным, с которыми его так несправедливо отождествляли.
На своей конвенции республиканцы были от возбуждения и счастья на седьмом небе – их победа казалась делом решенным. Противник республиканцев по уши завяз в популизме, в то время как с их кандидатом пребывал сам бог. Делать особо было нечего, а потому в расписании каждого из оставшихся дней главными пунктами значились шумные вечеринки для автографов, где звездами были жена и дочери президента.
Естественно, поскольку победа была уже одержана, эти приятные милые женщины вели себя скромно и застенчиво. Они словно говорили, используя язык своих тел: «Лучше бы вы брали автографы у кого-нибудь из действительно известных кинозвезд». Кто из известных кинозвезд был там? Пожалуй, лишь Этель Мерман.
На третий день я вышел из лифта гостиницы «Фонтенбло». Теперь я сам раздавал автографы. Один дал бунтовщику, когда тут был бунт. Кроме того, собрал приличную коллекцию проповедей и молитв. Только что мне удалось раздобыть отпечатанную на ротаторе речь Джорджа Дж. Сейбелса-младшего, мэра Бирмингема, штат Алабама, которую тот произнес в воскресенье, в один день с доктором Трубладом.
Мэр Сейбелс только что передал ее мне, написанную большими буквами.