Ван Гог. Письма

действительности, боюсь быть неточным. Возможно, позднее, еще через десяток лет, все

изменится; но, честно говоря, меня так интересует действительное, реальное, существующее,

что у меня слишком мало желания и смелости, чтобы искать идеал, являющийся результатом

моих абстрактных исследований. Другие, видимо, лучше разбираются в абстрактных

исследованиях, нежели я; в сущности, тебя можно отнести к таким людям. Гогена тоже и,

возможно, меня, когда я постарею. А пока что я безостановочно поглощаю натуру. Я

преувеличиваю, иногда изменяю мотив, но все-таки не выдумываю всю картину целиком:

напротив, я нахожу ее уже готовой в самой природе. Весь вопрос в том, как выудить ее оттуда.

Вероятно, ты сочтешь эти этюды безобразными. Не знаю. Во всяком случае, ни ты, ни я,

ни кто другой не должен обмениваться наперекор своему вкусу. Брат пишет, что Анкетен

возвращается в Париж. Мне очень интересно знать, что он сделал. Ты, наверно, увидишься с

ним – передай ему мои наилучшие пожелания.

Теперь, когда я вижу ваши портреты, дом уже не кажется мне таким пустым. Как был бы

я рад этой зимой увидеть тебя самого, собственной персоной! Правда, дорога обойдется

недешево. Однако не стоит ли рискнуть и пойти на расходы, возместив их работой? Зимой на

севере так трудно работать! Возможно, здесь тоже есть свои трудности, мне еще рано об этом

судить, но повидать юг, где жизнь проходит главным образом на воздухе, – чертовски полезно.

Это помогает лучше понять японцев.

Затем в некоторых здешних местах есть нечто гордое и благородное, что пришлось бы

тебе по сердцу.

В «Красном закате» солнце подразумевается где-то выше картины, скажем, на уровне

рамы. За час-полтора до захода предметы на земле еще сохраняют свой цвет. Синее и

фиолетовое окрашивает их в черный, позднее, когда лучи падают уже более горизонтально. Еще

раз благодарю тебя за посылку, согревшую мне сердце, и мысленно крепко жму твою руку.

Сообщи мне день твоего отъезда, чтобы я знал, когда ты будешь в Париже. Твой парижский

адрес по-прежнему авеню Болье, 5, не так ли?

Б 19-а note 131

Все эти дни мы много работали, а я к тому же между делом читал «Мечту» Золя, почему

и не выбрал время написать тебе.

Гоген глубоко, очень глубоко интересует меня как человек. Я давно уже убежден, что

наше треклятое ремесло больше всего нуждается в людях с руками и желудком рабочего.

Искусство требует вкусов поестественнее, а характера пострастнее и повеликодушнее, чем у

дохлого декадента – завсегдатая парижских бульваров.

Так вот, у меня нет ни малейшего сомнения в том, что рядом со мной живет сейчас

девственная натура с инстинктами настоящего дикаря. У Гогена честолюбие отступает на

задний план перед зовом крови и пола. Впрочем, довольно! Ты ведь знаком с ним ближе, чем я.

Я просто хотел изложить тебе в нескольких словах свои первые впечатления о нем. Думаю

также, что ты не будешь неприятно поражен, узнав, что наши с ним раз говоры вертятся вокруг

такой грандиозной темы, как объединение известных художников.

Должно ли и может ли такое объединение носить коммерческий характер? В этом

вопросе мы еще не пришли ни к каким выводам, не ступили даже на почву неизвестного нам

континента.

Я, во всяком случае, инстинктом чувствую, что этот Новый Свет существует, а

следовательно, верю в возможность колоссального возрождения искусства. И я, конечно,

убежден, что родиной такого нового искусства станут тропики. Сами мы, на мой взгляд,

призваны сыграть роль лишь связующего звена: только следующему поколению удастся

обеспечить себе мирную жизнь. В любом случае уяснить себе наши обязанности и возможности

нам поможет одно – опыт.

Несколько удивлен тем, что до сих пор не получил этюдов, обещанных тобой в обмен на

мои.

Теперь подробность, которая тебя заинтересует: мы совершили несколько вылазок в

веселый дом и, вероятно, кончим тем, что привыкнем там работать. Гоген занят сейчас

полотном, изображающим ночное кафе, которое написал и я; но он ввел в картину фигуры,

виденные им в публичном доме. Вещь обещает быть очень красивой.

Я написал два этюда – листопад в тополевой аллее и еще третий, в желтых тонах –

общий вид той же самой аллеи.

Признаюсь, что сам не понимаю, почему не пишу этюдов фигур, хотя теоретически

представляю себе художников будущего именно как новую плеяду портретистов, могучих,

простых и понятных самой широкой публике. Вероятно, я скоро тоже примусь писать

публичный дом.

Оставляю свободную страницу для Гогена – он, видимо, тоже тебе напишет, – а

покамест мысленно жму тебе руку.

Всегда твой Винсент.

Зуав Милье отбыл в Африку. Он будет рад, если ты как-нибудь соберешься и напишешь

ему.

Б 20 note 132

На днях брат сообщил мне, что вы придете смотреть мои картины. Таким образом, я

знаю, что ты вернулся в Париж, и очень рад, что тебе вздумалось пойти посмотреть, что я

сделал. Со своей стороны, я жажду узнать, что ты привез с собой из Понт-Авена. Голова моя

теперь не слишком приспособлена для переписки, но я чувствую вокруг себя пустоту, когда не

нахожусь в курсе того, что делает Гоген, ты и другие.

Придется, однако, запастись терпением.