Ван Вэй Тикет (СИ)

-- А где тут розетка? -- мигом поинтересовался я и, чтобы не возникало ненужных "Зачем тебе?" или "А надо ли её здесь?", немедленно добавил. -- Мне мобилу зарядить.

Глаза зыркали по стенам, надеясь отыскать её без посторонней помощи, но натыкались лишь на доски, слабо пригнанные друг к другу. Впрочем, такое положение дел было даже на пользу. В таких стенах проводку не прокладывают. Её выводят наружу. Я видел такое в старых домах. Перекрученные провода в толстой изоляции, выкрашенной под общий цвет. И привёрнутые к стене блестящие округлости изоляторов, похожих на кукольные бидоны, похищенные у кого-то из дошколят. Но глаза упорно проскальзывали всё дальше и дальше, не цепляясь за линию проводов.

"Люстра, -- вспыхнула догадка, -- провода должны идти к ней!"

И я вскинул голову.

Не то, что я ожидал увидеть хрустальное великолепие, которым хвастаются театры. Меня бы устроил примитивный стеклянный пузырь. Да что там! Я бы обрадовался и обычной груше на проводе. Но потолок словно никогда не ведал, что такое светильники.

Я нервно повёл глазами вниз. Тут-то взор и замер, зацепившись... Вернее, даже уткнувшись. На стене висел тусклый, покрытый мутными наростами подсвечник. В его одинокой чашечке белела палочка свечи.

-- Розетка-то где? -- переспросил я, ещё не веря в невозможное.

Ну не бывает так, чтобы тебя поселили в доме без электричества.

Что, скажите вы мне, можно делать в доме без электричества?

Целый, напомню вам, месяц!!!

-- Нет розетки, -- хмуро сказал Сан Саныч, будто ему донельзя надоело отвечать на этот самый вопрос. -- Электричество отключено. Оно здесь вам не требуется.

-- А свет как? -- спросил высоченный парень. -- Вечером что ли впотьмах сидеть?

-- Зачем же, -- удивился Сан Саныч. -- Разве сам не видишь.

И ткнул, зараза такая, пальцем в сторону свечи.

-- Зажигать-то чем? -- встрял откуда-то сзади ехидный голосок.

-- Вечером спички получит дежурный, -- ответил Сан Саныч.

-- Детям спички не игрушка, -- засмеялся тот же самый ехидный голосок.

-- А ты представь, что тут УЖЕ НЕТ ДЕТЕЙ, -- зло сказал Сан Саныч и посмотрел сквозь нас, будто в этой хате без электричества и впрямь царила пустота.

После он развернулся, прямо как молодцеватые офицеры в дневных латиноамериканских сериалах, и резко вышел за порог. Мы только и услышали, как тоскливо скрипят ступени от его уверенных шагов.

Я тяжко вздохнул и заозирался, обозревая сарай (а как, скажите вы мне, назвать строение, куда не догадались протянуть проводку) и всех, кто в нём находился.

-- Ладно, чё там, давайте знакомиться, -- предложил я. -- Меня, если что, Димоном кличут.

-- Мильчаков, -- сказал очкарик. -- Колька.

-- Как-как? -- переспросил громила. -- Килька?

Очкарик рот распахнул, а возразить не рискнул. Так он и остался Килькой.

В палате оказалось два Георгия. Одного сразу стали звать Гоха. Он был тощим и высоченным, словно жердина или телеграфный столб, гуляющий сам по себе. Его я и приметил в автобусе по торчащей голове над спинкой сиденья. Другому мигом приклеили погоняло Жорыч. Он не возражал. Он словно и был воплощением легендарного Вечного Жора, поскольку выделенную ему тумбочку тут же принялся забивать хрустящими пакетами с печеньем, вафлями и пряниками. В щели меж них он любовно упихивал кульки с карамельками. Он напоминал Хому из мультяхи о хомяке и суслике: такой же жирный, неторопливый и запасливый. Рюкзачище, который на раз-два с ним попутаешь, Жорыч уложил на кровать и только что закончил там шариться, ибо тумбочку забил до предела.

Только Большой Башка представляться не стал, будто посчитал это дело ниже своего достоинства. Зыркнул на нас нехорошо, сплюнул деловито, угодив в тёмную щель меж рассохшихся половиц, и завалился на ближайшую койку, легко, как пёрышко, спихнув ополовиненный рюкзак Жорыча. Сетка кровати застонала от тяжести, но постепенно успокоилась.

Каждый в палате занялся своим делом. Гоха ковырялся в потрёпанном шмотнике, перекладывая футболки. Жорыча было не оторвать от припасов. Он вызывающе громко шуршал обёртками, разворачивая карамельки и смачно разгрызая их крепкими ослепительно белыми зубами. Килька согнулся над экраном телефона.

Мои пальцы как-то на автомате достали смартфон из кармана. Я даже сам не заметил как. Привычка -- вторая натура. Достать-то достал, а включать поостерёгся. Зарядить-то негде. Это только кажется, что 86% заряда много. При слабой батарее научишься считать мгновения.

-- Дай позвонить, а? -- на плечо опустилась тяжеленная ручища.

Я развернулся и обозрел внушительную тушу Большого Башки, раза в два превышавшую мои скромные габариты. Парень был рослым: на полторы головы выше меня. Такие обычно худющие, будто все силы природы ушли в рост. Но только не этот.

-- Ну, -- кабанчика заминка раздражала.

Телефон отдавать я не спешил. Такой заберёт, обратно не допросишься. Не бежать же к вожатым, скуля: "А этот... нет, не этот, а тот... да-да, вон тот, с башкой огромной... телефон у меня отобрал. Скажите ему, чтоб вернул!"

-- Заряда мало, -- как можно беззаботнее сказал я. -- Когда заряжу, тогда и сам звонить буду. Щас без толку.