Палашов замер на секунду перед дверью, отделявшей его от самых дорогих его сердцу людей, и нажал кнопку поющего звонка, пряча за спиной букет лиловых хризантем. Дверь открыла Галина Ивановна. В её лице он разглядел подавленную радость и некоторое облегчение.
— Здравствуйте, Женя! Какая честь! Неужели вы наконец-то почтили нас своим присутствием! Входите!
Женщина посторонилась, пропуская дорогого гостя в дом.
— Здравствуйте, Галина Ивановна. Не издевайтесь. Я вполне с серьёзными намереньями. Отлично выглядите!
— Спасибо! — Она окинула его внимательным взглядом. — Вы тоже.
Не успел он пересечь порог дома, как из комнат послышался голос приближающейся Милы:
— Мамочка, кто там?
Но отвечать не потребовалось — она вышла в коридор.
— Женя! — удивлённо и растерянно, и как будто даже испуганно произнесла она и облокотилась на дверки шкафа, глядя на него округлившимися зелёными глазами.
Она не могла оторвать глаз от его лица, чтобы разглядеть и оценить его фигуру и одежду, перемену в них. Непрошеный гость не сводил с неё внимательных ласкающих глаз. Они замерли так, и Галина Ивановна тут же почувствовала себя лишней в этой продолжительной немой сцене, бросилась закрывать за ним дверь.
— Мама, присмотри, пожалуйста, за Ванечкой… — опомнившись, попросила Мила.
Тут же она схватила Евгения за руку и повлекла в мамину комнату. Он едва успел растерянно улыбнуться и передать букет Галине Ивановне. В голове его только воспалённо прокрутилось: «Что это с ней? Целовать ведёт или убивать?»
Она поспешно втащила его в комнату и захлопнула за ним дверь. Он ничего вокруг не видел: его испепеляли зелёным огнём разъярённые глаза. Но тут он заметил два кулака, летящих ему в грудь, словно это не грудь вовсе, а запертая дверь, по которой отчаянно собираются барабанить, потеряв надежду открыть. Он рефлекторно перехватил за запястье летящую вперёд руку, резко развернул девушку спиной к себе и прижал к груди. Поднёс губы к её правому уху и тихо сказал:
— Не делай этого. Тебе будет больнее, ведь ты другого хочешь.