Vanitas

Люц хотелось прижаться щекой к длани шестого, зажмуриться и замурчать.

— Если только кто-то не наложит чары забвения, — ответила Сесиль и с подозрением покосилась на Далеона. — Как в прошлый раз.

— О-оо, нет, — насмешливо протянул принц. — На этот раз никто не подарит ей такой милости.

И это прозвучало жёстко, приказом.

Он удерживал руку на весу с бесконечным терпением, но Люция не решалась что-либо сделать.

— Ну же, — слащаво подбодрила Меридия и подпихнула её ногой под зад. — Поприветствуй нашего принца, как подобает жалкой смертной.

Люция в совершенстве владела этикетом — впрочем, как и другими придворными науками — и понимала, что принцесса имела в виду вовсе не реверансы и книксены. Их недостаточно, чтоб восхвалить Далеона.

Амфибия требовала исполнить старую, древнюю и отчасти ритуальную традицию полного признания власти владыки над собой.

Но как она ничтожная полукровка смеет коснуться него?

— Смелее, — поддакнула Сесиль, и Двор Мечей затаил дыхание в алчном предвкушении.

Люция не стала их расстраивать.

Глядя в пылающие синевой глаза, она осторожно взяла сухую и тёплую ладонь и с трепетом поцеловала кончики длинных пальцев.

Принц выдохнул с рыком сквозь сжатые зубы, словно касание причинило ему невыносимую муку.

Но руки не отнял, значит, Люц всё делает верно?

Желая удостовериться, она прикрыла веки и начала увлечённо целовать каждую его костяшку, каждое колечко, что обжигало уста холодом драгоценного камня. Ей нравились непривычные ощущения: шершавая кожа под губами, её солоноватый привкус, едва уловимый запах мяты и ягод.

Неловкая тишина повисла между придворными в саду, только пронзительно-печальная мелодия играла из шкатулки, да ветер шумел в листве.

Террины наблюдали за действом и странно переглядывались, весело уж никому не было.

— Люц… — глухо позвал Далеон и запустил свободные пальцы в её кудри. Слегка сжал у корней и отстранил от себя.

С ним что-то неладное творилось. Лицо напряжённое, по скулам гуляют желваки, а в очах стыд и дикое…

Он накрыл её глаза ладонью и глубоко вдохнул.

— А что же все приуныли? — внезапно бодро и насмешливо спросил друзей. — Мой старший брат вернулся с нуднейшей службы, а мы не празднуем? Орфей, ну-ка заведи шарманку повеселее. Сесиль, налей всем вина. Меридия, иди ко мне!

Придворные засуетились.

Орфей подошёл к шкатулке и начал колдовать над ней. Сесиль взяла с ажурного столика две бутылки разных цветов и щедро плеснула из одной и другой во все имеющиеся кубки. Меридия юркой змейкой нырнула к шестому под бочок, и принялась самозабвенно водить пальчиком по его торсу и хаотично целовать в обнажённую грудь, шею, крепкий подбородок, расстёгивать пуговицы.

Зрения Люцию больше никто не лишал.

Губы нашли губы. Меридия пылко, со всем усердием и очевидной любовью отвечала на поцелуй, а Далеон…

Далеон не сводил глаз с Люции.

И она, не мигая, глядела в ответ. Между ними будто протянулась смутная, ещё неоформленная толком связь. Но уже с пугающей неотвратимостью нависла над ними страхом потери, разрывом этого контакта взглядов и душ, коль хоть один отвернётся.

Люция смотрела на него, и незнакомые сильные эмоции поднимались в ней, распирали грудь, сжимали горло.

Она захлёбывалась, тонула в едком тумане щемяще-сладких, мучительных чувств. А когда принц начал ощутимо массировать её затылок, сжимая волосы до бликов боли перед глазами, Люц, казалось, вовсе сошла с ума.

Грудь ходила ходуном от поверхностного дыхания, пульс грохотал в ушах, перекрывая бойкий ритм волынок и флейт, внизу живота кипела кровь. Невыносимо. Внутри, как в кратере, бурлила, готовилась взорваться и выплеснуться наружу лава, всё сжигающая и воспламеняющая.

Эта эмоциональность пугала Люцию. Она никогда такой не была и просто не знала, что с ней творится, как всё прекратить. Ей хотелось толи прижаться к принцу сильнее, толи отпрянуть и сбежать.

— Мой принц… — сипло взмолилась она, перехватывая его запястье. Ёрзала, не знала, чего просила, но точно знала, что он может это дать.

— Не твой, — резко оборвала Меридия, оторвавшись от Далеона. Поймала его пронзительный взгляд, поджала фиолетовые губы, сжала кулаки и с какой-то обречённой решительностью добавила: — Пока не твой. Присягни ему на верность, дикарка. Ему и Двору Мечей. Здесь и сейчас. Поклянись покорно исполнять нашу волю, служить со всем рвением и почтением, обожать нас и быть преданной. Поклянись любить и делать всё во благо Далеона и нашего Двора. Клянись отдать жизнь за него, если потребуется. Клянись умереть, если прикажут. Клянись быть нашей общей рабыней, Люция Грейван!

Люция поднесла руку к груди, с искренним желанием и вдохновением исполнить всё, открыла рот, набрала воздух и…

— Скука, — хлестнула Сесиль, остановив непоправимое.

Она всучила Люц кубок и чарами приказала пить. И, пока та одержимо осушала сосуд, раздала всем напитки и встала перед пылающей праведным гневом Меридией, заслоняя полукровку.