Я протираю глаза. Оглядываюсь кругом. Небо пепельно-серое. В лесу полутемно и тишина. До рассвета должно быть часа два, не больше. Что это? Или это утро, или вечер и близится ночь? Смотрю на снежный покров, а он искрится и светится. Ничего не пойму.
Кажется, что он излучает из себя холодный мерцающий свет. Странно! Почему задолго до рассвета снег начинает мерцать и серебриться холодным огнём?
Мы шли через Васильевские мхи. Прошли деревню Жерновка. Потом свернули на Горютино и Савватьево и через Оршанские мхи вышли к Поддубью.[85]
На переходе вокруг Калинина сначала мы топали ночами, а затем нас пустили днём. За три перехода мы обошли вокруг города и на рассвете 3-го декабря, не выходя из леса, приблизились к Волге.
Когда долго идёшь и ногами швыряешь сыпучий снег, в памяти остаются, выхваченные местами, застывшие картины привалов. А то, что видишь по дороге и что монотонно уплывает назад, в памяти не остаётся. Глянешь случайно в сторону, а кругом всё тот же засыпанный снегом лес. Шагнёшь иногда не глядя, воздух в лесу морозный, а из-под ног выдавливается коричневая жижа.
Прошли мы лесными дорогами в общей сложности километров шестьдесят. Вышли на берег Волги, где на карте обозначена деревня Поддубье.
— Даю вам сутки на отдых и подготовку! — встретил нас в лесу и объявил наш комбат.
— На какую подготовку? К чему нам собственно готовиться? — спрашиваю я.
Комбат молча поворачивается ко мне спиной и уходит в глубь леса.
— Потом узнаешь! — бурчит он на ходу.
— К смерти нужно готовиться! — говорит кто-то из солдат. — Завтра в наступление!
Вечером нас, командоров рот, собрали и вывели на берег Волги, подвели к крайнему дому в Поддубье и велели ждать. Через некоторое время Карамушко, наш командир полка, подъехал к опушке леса на жеребце в ковровых саночках. Поверх полушубка на него был надет белый маскхалат.
Жеребца оставили в лесу, а нас вывели на открытый берег и положили в снег. Вскоре к нам явился и Карамушко.
Это была первая рекогносцировка, на которой был командир полка. Вместе с Карамушко пришёл офицер. Какого он был звания? Знаков различия под маскхалатом не было видно. Он зачитал боевой приказ.
«Дивизия в составе передового отряда 31 армии 5-го декабря сорок первого года переходит в наступление. Два полка дивизии, взаимодействуя в полосе наступления, должны прорвать оборону противника на участке Эммаус — деревня Горохово. На Эммаус вместе с дивизией наступает наш стрелковый полк.
Второй батальон стр. полка двумя ротами наступает на деревню Горохово. Стр. полку к исходу дня 5-го декабря приказано перерезать шоссе Москва — Ленинград и овладеть деревней Губино.
В дальнейшем батальон наступает на совхоз Морозово[86]
и к исходу дня 6-го декабря должен выйти на железнодорожную станцию Чуприяновка».[87]— Перед наступлением по деревне Горохово будет дана артподготовка. И могу сообщить ещё одну приятную новость, нас будет поддерживать авиация. До начала наступления никому из леса не выходить, находиться в ротах и ждать установленного времени!
После прочтения приказа Карамушко показал нам рукой направление и полосу наступления полка. Мы задрали головы и смотрели [в ту сторону] вперёд. Он стоял на одном колене и простёр руку вперёд.
— Всё ясно? Вопросов нет?
Мы промолчали. Карамушко легко поднялся и ушёл за избу. После этого нам разрешили подняться и по одному отойти в деревню. Карамушко сел в ковровые саночки, жеребец нетерпеливо бил по снегу копытом. Карамушко тронул рукой за плечо ездового, тот дёрнул вожжой, взмахнул в воздухе кнутом, жеребец рванул вперёд и мы видели его, как такового. Карамушко скрылся, а мы до леса дошли спокойно пешком.
Здесь в глубине леса были построены срубы, теплушки, сараи и навесы для полковых и тыловых лошадей. Сами полковые, штабные и тыловые устроились удобно, заняли места в рубленых теплушках. Только солдаты стрелковых рот остались лежать на открытом снегу.
— Когда они сумели всё это нагородить? — подумал я. — Может они сюда пожаловали за две, три недели?
Первый раз за всю войну я получил карту местности. По ней завтра на рассвете нам предстоит идти вперёд.
Вот на карте, на крутом берегу, деревня Горохово. Здесь проходит передний край обороны немцев. Ещё выше по отлогому склону прямой линией изображено шоссе Москва — Ленинград. Переходишь шоссе — около леса деревня Губино. За лесом полотно железной дороги, а чуть левей обозначен совхоз Морозово — бывший конный завод племенных рысаков.[88]