Мы лежали в снегу и на фоне светлого неба, затянутого облаками, было видно, как к земле устремлялись чёрные точки летящих снарядов. Вот они на излёте стремительно пронеслись у нас над головой, мелькнули чуть сзади и в деревне раздались разрывы. Удары следовали непрерывно, сплошной чередой!
Деревня была сзади нас метрах в ста. Удары снарядов о землю мы ощущали короткими толчками. Но вот часть немецких батарей перенесла огонь ближе к реке и ударила по замёрзшему руслу реки. Немцы поставили мощный заградительный огонь на фарватере. Мы лежали и смотрели, как рушиться лёд, как вздымаются мощные взрывы, как надламываясь поднимаются над поверхностью реки вздыбленные льдины, как кидается и пенится стремительная волжская вода, как она огромными тёмными столбами поднимается медленно к небу и рушиться с неистовой силой, застилая собой русло реки.
Мы лежали и ждали, когда нам подадут команду в атаку. Может какие роты не успели выйти на исходные позиции? Почему с подачей сигнала тянут? Мне казалось, что момент начала атаки срывается. Пока мы лежим, немец разобьёт весь лёд и придётся наводить переправу. На время нельзя полагаться. Телефонная связь в обрыве
Я позвал ординарца, мы вскочили и подбежали к крайней избе. Недалеко за ней, на склоне бугра и оврага была отрыта землянка, в ней, я видел, сидели связисты. Телефонная связь оборвана, а они и не думают выходить на её исправление. Рядом с землянкой стоят две наших пушки, это артподготовка будет вестись из них. Подбегаю к двери [землянки] и рывком открываю её. Навстречу мне из землянки вываливает какая-то бабёнка и за ней наш комбат.
— Кому война! А кому хреновина одна! — говорю я вслух.
Комбат, услышав мои слова, отстраняет рукой бабёнку и смотрит на меня в упор.
— Ты чего здесь?
— Ничего! Связь оборвана! Когда приказ будет вперёд идти? Или мы до вечера лежать будем? Немцы лёд рушат! Потом вплавь пойдём?
— Командир полка даст команду! Я связного пришлю! Всё понял?
— Понял!
— А раз понял, давай вали отсюда!
Я посмотрел на него, сплюнул, повернулся и пошёл обратно в роту.
Мы с ординарцем подходим к крайнему дому. Отсюда нам нужно сделать стометровую перебежку. В это время слышится гул и сверху по деревне сыпятся снаряды. Крыша дома сползает набок и кругом всё заволакивает дымом.
— Товарищ лейтенант! — слышу я рядом голос ординарца. — Меня ранило в руку!
Ещё удар и снова удар! Я пригибаюсь у стены.
— Кровь сильно течёт? Покажи мне руку! Подними её вверх! Держи вот так! Сейчас достану пакет и перевяжу.
Я замотал ему руку. Снаряды рвались где-то рядом правее.
— Беги по дороге! В лесу найдёшь нашу санроту! Руку не опускай! Бинт весь в крови!
Ординарец хотел мне что-то сказать.
— Беги! — закричал я, услышав на подлете новую стаю снарядов.
Через секунду взметнулись разрывы, стена дома рухнула, труба с печки сползла в сторону и вокруг меня завизжали осколки. Я метнулся от дома вперёд и через некоторое время был уже в роте.
Ординарец успел убежать. Может это и счастье, что его ранило в руку? Может, навсегда отделался от войны.
Залпы один за другим следовали по деревне. Я посмотрел вперёд на русло реки, там тоже рвались снаряды. Что нас, каждого, ждёт впереди? Смерть при переходе русла на любом из участков.
— Не смерть страшна, — рассуждал я, глядя на вскипающую воду и летящие глыбы льда. — Её не избежать, если на тебя вдруг обрушатся сверху снаряды. Страх перед смертью! — вот что кошмаром давит сейчас
Из-за леса сзади, где сидели наши тыловики, послышался рокот мотора и самолёт «И-16» в количестве одной штуки, задевая за вершины елей, вывалил вперёд. Он пролетел полукруг над Волгой, стреляя из пулемёта.
На снежном покрове правее нашей роты я заметил движение, послышались голоса, стали подниматься солдаты. К нам в роту прибежал батальонный связной. Поступила команда подниматься в атаку. Красной ракеты не будет. Ракетницу не нашли.