Ванна, магия и другие неожиданные открытия (СИ)

========== Часть 1 ==========

Это был какой-то бесконечный день… дни. Еще несколько часов назад Эмма думала, что отключится, едва добравшись до кровати и коснувшись головой подушки, но этого так и не произошло. Казалось бы, сбросив осточертевшую одежду, пропитанную потом и безнадежно испачканную, приняв горячий душ и наконец-то лежа в чистой постели, она должна была проспать по меньшей мере сутки, но сон не шел.

Эмма пыталась убедить себя, что причиной был слишком хорошо доносящийся в ночной тишине дома даже до второго этажа шепот родителей. Она правда пыталась не подслушивать, да и сложно было различить на таком расстоянии, о чем именно они говорят, но все же в звоне тонкого голоска Мэри Маргарет и в редких тяжелых репликах Дэвида Эмма постоянно различала свое имя; чуть реже слышались сначала имена Генри и Реджины, а после, с примерно равной периодичностью, но все равно чересчур часто, имена Нила и Крюка. И пусть Эмма лишь догадывалась о сути разговора родителей, отчего-то она была уверена, что ее догадка близка к истине.

Свернувшись клубочком на слишком просторной постели, Эмма по-детски зажала уши ладонями, и шум голосов, доносящихся из-за занавески, что отгораживала кровать родителей от остальной комнаты, сменился мерно пульсирующей гулкой пустотой, похожей на ту, что бывает, когда погружаешься с головой под воду. Даже ощущения были схожи – нарастающая боль в груди, нехватка кислорода, подступающая паника, – но все это не могло заглушить ее собственные мысли.

Эмма прекрасно понимала, что то, как родители видят сложившуюся ситуацию, совсем не совпадает с тем, что видит она. О чем знает она. Возможно, в этом была ее вина. Если бы Эмма рассказала им всю правду о том, как в действительности Нил повлиял на ее жизнь, смогли бы они так же снисходительно отнестись к тому, что тот пытается снова сблизиться с их дочерью? Но Эмма не могла, просто не могла сказать им это. Отчасти потому, что боялась даже в этом случае услышать душещипательную проповедь о том, как важно прощать, что все заслуживают второго шанса… Ведь, черт возьми, ее родители – Белоснежка и Прекрасный Принц, и Эмма не могла признаться им, таким идеально-правильным, в том, какое облегчение почувствовала, когда думала, что Нил погиб, и какое отчаяние испытала, узнав, что он жив. Она сказала ему это в лицо и повторила бы это еще раз. Это было жестоко по отношению к нему, едва ли кто-то вообще заслуживал услышать такое, и она чувствовала себя виноватой за это. Но Нил был грузом, что тянет ко дну, даже годы спустя он оставался тем, кто ломал ее вновь и вновь, кто заставлял захлебываться болью, перечеркивая все попытки идти дальше.

А она хотела бы пойти дальше. На несколько секунд Эмма позволила себе поверить в то, что она способна сделать шаг вперед, что кто-то поможет ей почувствовать что-то помимо боли, вины и сожаления. На несколько секунд она позволила себе забыться в чужих губах, в поцелуе с привкусом рома, в запахе соли и кожи, в тепле прижавшегося к ней тела. На несколько секунд она смогла почувствовать что-то хорошее.

Но вот Нил снова здесь. Он очаровывает ее родителей, и улыбается ей, будто ничего не произошло, будто не было его предательства, будто не по его вине она оказалась разбита, будто не из-за него она окружила сердце высокими стенами. Она была зла на чертова Нила, что пригласил ее на свидание с таким видом, будто заранее знал, будто был полностью уверен, что она согласится.

В тот момент Эмма растерялась настолько, что не смогла даже высказать то, что хотела бы, а ведь ей было что сказать. Лишь осознание, что в закусочной десятка два людей и гномов отмечали удачное возвращение спасательной команды, а в нескольких шагах от них сидел за столиком Генри, удержало ее от того, чтобы высказать все, что хотелось бы, подкрепив аргументы парой-тройкой болезненных хуков правой, что стерли бы самодовольную улыбку с его лица. Все еще не веря, что Нил всерьез затеял этот разговор, Эмма молчала, поражаясь его самоуверенности, а Нил, приняв ее молчание за поощрение, продолжал улыбаться той самой улыбкой, что когда-то вскружила голову наивной семнадцатилетней девчонке.

Теперешняя Эмма смотрела на него с недоумением, пытаясь понять, что особенного нашла в этом мужчине. Пыталась, и не могла. Да, когда-то маленький Бэй ненавидел собственного отца за трусость и предательство. Но мальчик вырос и стал похож на своего отца сильнее, чем сам того замечал. Румпель не смог отказаться от обретенной с силой Темного власти даже ради единственного сына. Нил, в свою очередь, выбрал самый простой путь и отправил в тюрьму испуганную девчонку, даже не попытавшись найти другой способ.

Он разрушил ее жизнь, прикрывшись оправданием всеобщего блага, и единственное, что примиряло Эмму с присутствием Нила в своей жизни, был Генри.

Генри…