Varia

Некоторые советуют воробьям не чирикать[3]. Не слушайте этих советов. Без чириканья воробей – не птица, нет, больше того – он даже не воробей. Можно голодать, терпеть лишения, но чирикать необходимо. Думать, что воробьи могут существовать без чириканья, – это вульгарный материализм.

Предрасположенность людей к тем выводам, которые они делают под влиянием кризиса обстоятельств. Так же, как с человеком, чья биография была написана до его рождения. Люди носят в себе уже то, к чему они приходят.

Пример Солженицына.

Ср. с началом «После бала», где как бы обратное?

Распорядиться картами, которые сданы нам в трудной игре, наилучшим образом или иметь лучшие карты?

Часть третья Pro domo sua 1 [4]

В папке из архива М.А. Лифшица (1905–1983) № 129 «Prima Philosophia» находится довольно объемистый конверт с названием: «Pro domo sua (род дневника или воспоминаний)». Мемуарные заметки чередуются в этом конверте с тем, что сам автор называл «воспоминанием о мыслях». Мы сочли возможным объединить извлечения из этого конверта с фрагментами из другой архивной папки («Встречный бой в темноте»), повествующей о перипетиях литературных баталий второй половины тридцатых годов.

Заметки располагаются в том порядке, в каком они находятся в архивных папках. Названия заголовков, за исключением случаев, оговоренных особо, принадлежат Мих. Лифшицу. Комментарии к тексту сделаны составителем и редакцией «Нового литературного обозрения». К настоящему изданию комментарии дополнены и уточнены составителем.

Принятые обозначения:

Знак вопроса в угловых скобках, следующих за словом – : расшифровка слова вызывает сомнения. Многоточие в квадратных скобках – […]: опущенные составителем фрагменты текста.

Составитель

Pro domo sua

9. VII.83.

Все люди тщеславны. Но у некоторых тщеславие заключается в том, что они могут прожить и без удовлетворенного тщеславия. Таков и я.

12. VII.83.

Вспомнилось шутливое изречение Андрея Платонова²:

Ты мне про пролетариат не говори. Пролетариат – психопат. Я знаю, я сам из пролетариата вышел.

Вы с ним не здороваетесь? Я здороваюсь со всеми первым, кроме тех случаев, когда может возникнуть подозрение, что я хочу завести знакомство с начальством или с лицами, равными ему по званию. В этих случаях я предпочитаю быть принятым за человека высокомерного.

– Почему вы так зло пишете?

– Один мой приятель был на приеме у Калинина в последние годы его жизни. Пока шел разговор, Калинин все время резал ножницами белую бумагу. Если бы я был на его месте, я резал бы ножом письменный стол.

10. IX.80.

Всю жизнь человек разгадывает свою загадку. Моя уже, кажется, разгадана. Не удовлетворен.

Так бывает или это признак слишком высокого мнения о себе? Или, может быть, признание недостаточности своего химического состава, своей амальгамы?

Не надо забывать, что многое незаметными путями вошло в обычный идейный обиход марксистской науки, даже вульгарно-марксистской литературы, хотя в момент своего явления на свет казалось даже оскорблением принятой системы фраз.

18 июня 1980 г.

Битву можно считать проигранной. Главная причина, вероятно, на фоне более общих (о чем писать не буду), мое стремление быть полезным, жар просвещения.

Действительно, я «растворился в фольклоре», мои идеи тридцатых годов вошли в фундамент многих верных культурно-исторических построений анонимно, эклектически, популярно, если не плоско.

Покойный Игорь Сац³ напомнил мне однажды стихотворение: «Был у Христа-младенца сад»⁴. Он понимал все, хотя мог быть близок с людьми, мне чуждыми.

Замечательный рассказ Бальзака о писателе-призраке⁵. Я был серой [нрзб.] своего времени. А впрочем, «Пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм». Не знал Маяковский, какое содержание вложит жизнь в его слова.

1977 г.

Всю жизнь чувствую себя погруженным в глубину неизмеримого океана под непрозрачной толщей воды. В последнее время это ощущение как-то снова вернулось ко мне с особенной остротой. Боже мой, что на поверхности! И как мало надежды на что-то разумное, что-то похожее на действительную жизнь идеи во всем мире. Что пишут неомарксисты (сужу по изложению югослава Враницкого «История марксизма»⁶), что переводят на иностранные языки из нашей литературы! Полное «совокупление слепых в крапиве», как любил говорить Андрей Платонов.

Но, кажется, никогда еще мне не приходилось встречаться с таким тесным слиянием, симбиозом «каплунов тощих» и «каплунов жирных»⁷. Прежде было тяжелее, но можно было чему-то противостоять. Это, кажется, уходит. Оно, разумеется, уходило по-другому и в годы замены марксизма патриотизмом, а теперь та же тенденция снова берет верх, но уже в форме «Не колыхай!» – какой-то мертвой эклектики, связывающей нас своей мертвой силой.

10. VI.1975 г.