Варяги и Русь

   — Помните, — продолжал Феодор, держа за руку своего сына, — как вашего Перуна делали на площади, стругали ему дубовые ноги и отливали серебряную голову да золотые усы?.. Можно ли поэтому назвать его богом, когда он сделан человеческими руками и назван вами божичем... Вы сами можете уничтожить его, как и сделали, а Бога небесного никто не уничтожит, потому что Он един над всеми... Внемлите же речам моим, внемлите голосу умирающего от рук ваших старца, что все ваши боги — бесчувственные истуканы, а истинный Бог на небеси; Он дарует вам жизнь, проливает свет и теплоту, согревает вас солнцем, даёт вам день и ночь, кормит и поит вас, посылает вам здоровье, счастье, жизнь... Ваш Перун давно ли создан?.. Давно ли благочестивая Ольга побросала всех ваших истуканов, и молвили ли они что-нибудь в свою защиту?.. Все они потом были сожжены в огне: издали ли они хоть один стон?.. Внемлите же гласу истины и прозрите, что истуканы не боги, а дерево, которое каждый из вас может сжечь...

   — Доколе ты будешь богохульствовать, презренный старик! — хрипел Божерок. — Не слушайте его, киевляне. Эй, вы, секирники! — крикнул он княжеским воинам. — Именем князя повелеваю взять этих нечестивцев, и если вы не исполните волю его, то горе вам всем и проклятие Перуна будет тяготеть над вами... Он — нечестивец, волхв и кудесник и поэтому должен умереть...

Воины неохотно начали ломать двери среди всеобщего ропота народа. Они были крепки и не поддавались. Тогда кто-то поджёг избу.

Феодор стоял у окна; положив правую руку на грудь и держа левой за руку своего сына, он возвёл глаза к небу и начал молиться. А дом всё более и более обнимало пламя... Народ заволновался и зашумел, видя, с каким самоотвержением встречали свою смерть старик и его сын.

В ту же минуту, когда крыша обрушилась, раздался крик:

   — Остановитесь! Остановитесь!..

Это ехал сам князь с Извоем, Руславом и, другими, но было уж поздно...

Несмотря на крик: «Остановитесь!» — Божерок продолжал кричать:

   — Всех, всех христиан долой... Довольно смеяться и надругаться над нашей верой. К Симеону на Почайну... В село Займище... Там гнездо нечестивцев...

   — Прочь! — раздался вдруг чей-то голос. — Прочь!..

И из толпы вышел старик лет семидесяти пяти с двумя медведями, видя которых, народ попятился.

   — А, и вы все за христиан! — воскликнул Божерок и бросился на Якуна: медведи поднялись на дыбы и остановили жреца.

   — Бери его! — крикнул Якун. — Тю, его, побратима Олафа... Да сгинет его род треклятый...

И он сам накинулся на Божерока, но в эту минуту раздался страшный визг, и колдунья Яруха встала между Якуном и Божероком.

   — Ха, ха, ха!.. Настал час моей мести... Люди, берите его!.. Он тоже христианин!.. — взвизгивала она, бросаясь на Якуна. — Не прикончил тебя Олаф, так я прикончу, голубчика... Вот тебе моя месть! — крикнула она, всаживая ему нож в горло. — Ты отдал меня на поругание, ты лишил меня сына, ты был моим несчастьем, и я отплатила тебе!.. Околевай, треклятый... Ха, ха, ха!.. Где мой сын, где мой Руслав, где кровь моя... Ха, ха, ха!..

И колдунья помчалась куда-то с окровавленным ножом в руках...

XXVII

Вернувшись в терем, Владимир предался отчаянию: ему жаль было, что он поддался настоянию Божерока и проявил слабость; ему не следовало поддаваться и предавать смерти человека, которого все уважали. Хмельной мёд, который он пил кружку за кружкой, не пьянил его и не успокаивал...

Отроки смотрели на него и говорили между собой:

   — Недоброе с князем приключилося... Как бы его лихоманка не стала трясти. Вишь, как осунулся...

   — Знать, на него подействовала сегодняшняя жертва... И впрямь... Что пользы в ней!.. Людей только изводить... Шутка ли — три человека... А всё этот владыка... Уж и настойчив же он, треклятый...

День прошёл, и вечер настал, а Владимир всё ещё не переставал метаться по светлице. Уж и мёду не требовал, только слышались тяжёлые вздохи. Когда отрок Всеслав наконец осмелился войти посмотреть, что с князем, то не узнал его: на Владимире лица не было.

   — Княже, что с тобою! — воскликнул отрок. — Аль сильно неможется?..

   — Да, неможется, — еле ответил князь. — Веди в опочивальню и зови знахарей и знахарок... Видно, конец мой пришёл...

Всеслав провёл князя в опочивальню и послал за знахарями. Побежали и к Ярухе... Но, увы, её застали умирающей в своей избушке, а подле неё Руслава.

Хотя обегали весь Киев и привели с собой всех знахарок, все их заговоры, наговоры, зелья и волхвования ни к чему не привели. Владимир метался и бредил... Руслав и Извой не отходили от постели больного... Они привезли Марию и её няню-старуху и общими силами поддерживали в нём бодрость духа, поили разными травами, главное, молились о ниспослании здоровья князю.

Благодаря их неусыпному труду горячка вскоре прекратилась и Владимир начал поправляться и вставать с постели... Но после болезни он стал до того задумчив и мрачен, что все не знали, как развлечь его... Казалось, ничто не мило было ему.