Но вот однажды старейшина Богомир пришёл, по обыкновению, навестить его и предложил поехать в Предиславино поохотиться. Князь немедленно велел снарядиться в путь... Уезжая, он заметил Руслава, который был бледен как полотно.
— Что с тобою, Руславушка? — спросил он. — Тебе, знать, тоже неможется...
— Да, государь, — отвечал Руслав, — но мою болезнь излечит только одна могила...
— Могила!.. В эту пору могила!.. Нет, Руслав... Мы развлечём себя, а потом пойдём на радимичей да на болгар, а там... всё как рукой снимет... Вот и я болен был, да оправился...
— Твоя болезнь, государь, другая, а невесты и матери мне никто не возвратит...
— Да, ты прав, молодец... Тяжело сердцу твоему, да что поделаешь?.. Изныванием только себя изведёшь, а ты мне нужен... Извой да ты — вся моя надежда...
Разговаривая, они проезжали мимо жертвенной площади. Смрадный дым застилал её, и Владимир поскакал быстрее, чтобы не смотреть на жертву и не видеть Божерока. Жрец видел, что князь явно пренебрегает жертвоприношениями, но теперь не мог остановить его, так как знал, что попал в опалу... Даже во время болезни князь не хотел принять к себе жреца.
Люди начали избегать приношения жертв и, многие, проходя мимо Перуна, даже не кланялись и не снимали шапок... Божерок видел, что его влияние совсем ослабело. Однако он задумал отомстить князю. Когда он пришёл навестить князя и тот не принял его, он поехал в Предиславино и, проговорив с Вышатой, прошёл в терем Рогнеды. Она удивилась его приходу, но когда тот заговорил с ней о нечестии князя и его неблагоразумных поступках по отношению к ней, она поддалась его влиянию и отвечала:
— Да, горька и неприглядна моя жизнь... Так бы и наложила на себя руки, да жаль детей... Они не виноваты, что отец их жестокосерд.
— Зачем налагать на себя руки!.. — возразил он. — Лучше наложить на него... в твоих он руках... Пора бы уж и в родную сторонку... Чай, все полочане с радостью встретили бы тебя и признали князем твоего старшего сына.
Рогнеда задумалась.
— А что скажет народ киевский? — спросила она.
— Будет молчать. Хоть влияние моё на него поколебалось, но я силой заставлю повиноваться мне, и покричат да и успокоятся... Тем более что ведь это сделаешь ты, а не кто другой... Можно так сделать, что и следа не останется... Умер, мол, и кончено.
— Спасибо... Я подумаю о том, и коль что случится, то вся надежда на тебя, владыка... В накладе не останешься.
— Ничего не хочу... Действуй, а об остальном я позабочусь.
И он ушёл, довольный.
Проехав площадь, вся свита, во главе с Владимиром, поехала во весь опор; князь любил быструю езду и состязался с каждым, у кого были хорошие скакуны. Разумеется, что таких скакунов, как у князя, ни у кого не было и поэтому он далеко опередил всех и въехал в лес. Мало-помалу все рассыпались по лесу. Звуки охотничьих рогов раздавались то в одной, то в другой стороне. Уже смеркалось, когда охотники начали подъезжать к Предиславину. Вдруг Извой и Руслав заметили вдали Торопа, разговаривавшего с каким-то человеком, но, видя приближающихся охотников, он скрылся в лесу.
Нагнав Торопа, Извой спросил, кто был этот человек.
— Али не узнал, боярин?.. — отвечал Тороп.
— Кажись, Стемид?
— Да, он, горемыка... Истомился весь по своей подруженьке... Надо бы пособить горю... Только бы князь повеселел хоть немного... Тогда бы и Вышата заплясал, досталось бы ему, окаянному... Чай, теперь не засадит в тёмную...
— Ты прав... Хорошо, что сказал; если князь сегодня вечером будет весел, я непременно напомню ему... Чай, и она исстрадалась, бедная...
— Оксана словно воск стаяла, а бедняжке Светозорушке — вечная память...
— Как, умерла?..
— Да, преставилась уже давно, — сказал Тороп. — Вышата хотел, чтобы она была его женой, а она не поддалась, ну, он её в чёрные работницы, да плетьми начал постёгивать... Так она и стаяла, горемычная... И Оксану хотел туда же отправить... но та шустрая — обманом берёт: молвит, князь приедет — повинуется ему...
Все начали съезжаться у ворот потешного двора, а князя не было.
— Куда же девался князь? — спрашивали все друг у друга.
Подождали, а его всё не было... Дружина начала беспокоиться, все поехали обратно в лес навстречу князю.
Расставшись с Торопом, Стемид повернул к речке Лыбеди. Заметив охотников в княжеских кафтанах, он не хотел попадаться им на глаза. За ним уже давно следили Вышатовы челядинцы и однажды намяли ему бока, но он продолжал приходить на условное место и хоть одним глазком посмотреть на свою дорогую Оксану, которая выглядывала в окошечко и разговаривала с ним, но уйти никак не могла: строго следили за нею...