Варяги и Русь

   — Спасибо вам, други мои и храбрые сподвижники, за вашу любовь и радение... Не о том печалюсь я, что несколько человек пали невинными жертвами, а о том, кем и чем вызваны эти жертвы... Придёт время, я всех призову на совет и буду молвить слово, а теперь веселитесь, други мои, потешайтесь, но не мешайте мне думушку думать... Где Извой и Руслав?.. Что не видно их за моим столом? — прибавил он, обращаясь к Вышате.

   — Надо полагать, государь, что они исполняют твой наказ и предают земле...

Он не договорил, потому что лицо князя ещё более омрачилось.

   — Дайте вина и выпьем за тех, кто спас мне жизнь...

Все выпили. Владимир, посмотрев на Вышату, грозно проговорил:

   — Ты, друг любезный, на старости лет научился лгать и обманывать князя... Помнится мне, я спрашивал тебя: есть ли в теремах дочки Ерохи, похищенные в Купалин вечер... Ты что отвечал мне?..

   — Прости, государь, — повалился Вышата к ногам князя, — хотел угодить тебе, солнышко.

   — Плоха угода, коли ложь на устах. Ты был причиною смерти сестёр и рыбака Стемида... Не сиди они в теремах — и он не шатался бы у потешного двора... Чай, ненароком он был в лесу, чтоб спасти мне жизнь...

   — Прости, государь! — взмолился Вышата.

   — Решение моё таково: завтра же отпустить всех киевских девиц к своим отцам и да будет положен предел новым похищениям не только в княжие терема, но и оповестить о том всех киевлян, чтобы обычай сей мерзкий оставить...

Все с удивлением посмотрели на князя.

   — А ты, пёс старый, больше не слуга мне, — прибавил Владимир. — Ступай в Вышгород и там жди моего наказа.

   — А как государь поступит с полонёнными?.. — спросил Вышата.

   — Остаться в терему и быть им там, доколе не положу на них своей воли... Отныне Предиславинские терема открыты и кто хочет остаться в них, пусть остаётся; не возбраняется уходить и приходить, кому угодно...

   — Как повелишь, государь, так и будет, — покорно сказал Вышата, выходя.

Вышата зашёл к Буслаевне, а затем в сторожевую и позвал одного из стражников и что-то шепнул ему. Потом оба они пошли к терему Рогнеды.

Рогнеда сидела со своим младшим сыном, который спал у неё на руках.

   — Не отнести ли его на постельку? — сказала нянька. — Чай, уже не рано.

   — Да, матушка, отнеси, — сказала она и поцеловала сына.

Нянька бережно взяла ребёнка и ушла в опочивальню. Рогнеда начала ходить по комнате, словно поджидая кого-то. Затем, заглянув в горницу, она позвала Гориславу, старую мамку, которая была привезена вместе с нею из Полоцка.

   — Вот уж вторые сутки как он здесь, а меж тем и не думает глаз казать, — сказала Рогнеда гневно. — Любил бы, так сейчас бы пришёл...

   — Эх, красавица моя... До того ли ему... Вишь, всё охотой тешится да с Марьюшкой время коротает... К тому ж мало ли ему утехи, акромя тебя... Чай, терема полны бесстыжими...

Рогнеда заплакала. Хоть она когда-то и заклеймила Владимира позорным именем, но, став матерью его детей, она тосковала не столько по нём, сколько о том, что он забыл своих детей... Она ждала удобного случая, чтоб отомстить Владимиру за отца и братьев, за своё порабощение, но решиться на этот шаг ей было трудно.

   — Не плачь, моя касаточка, — сказала Горислава, — не поможешь слезами, а только изведёшь себя...

В эту минуту послышались шаги на лестнице.

   — Поди, Гориславушка, посмотри, кто бы мог быть в такую пору.

Горислава вышла, спустя минуту послышался голос Вышаты:

   — К княгине-матушке пришёл полочанин, чтоб поведать ей о своём горе...

   — Теперь поздно, — говорила ему Горислава, — княгиня ложится почивать.

Рогнеда подошла к двери и, открыв её, приказала:

   — Пусти, Гориславушка, и оставь нас одних.

Вышата и незнакомец вошли и низко поклонились.

   — Привет тебе шлёт родная земля, дочь Рогвольда, — сказал незнакомец.

   — Добро пожаловать, желанный гость, — отвечала она. — Садись, гость дорогой... Что князь? — тихо спросила она обращаясь к Вышате. — Вспоминал обо мне?

   — Нет, великая княгиня, не поминал, да и не вспомянет, — отвечал Вышата. — Не то у него теперь на уме... Всё в опале, и твой верный слуга Вышата попал в немилость и более не слуга князя.

   — Как!.. Ты более не слуга?..

   — Ссылает в Вышгород, и там я должен ждать его наказа... Прогневался за дочь Ерохи, которую я скрыл в терему по его же наказу.

   — Что владыка?

   — Всё так же, как молвил, ждёт решения твоего, и когда повелишь, кони будут готовы.

   — Хорошо, ступай и скажи, что Рогнеда решилась, да чтоб он готовил всё в путь... А если ты попал в немилость к князю, то дело твоё пристать к нам.

Вышата ушёл. Рогнеда, пристально посмотрев на незнакомца, промолвила:

   — Как звать тебя, добрый молодец, и что поведаешь мне?

   — Имя моё — Рикмор, родом из Полоцка, а пришёл поведать, княгиня, что народ великого Рогвольда ждёт решения участи своей и свободы от Владимира; молвит: ты можешь, коль захочешь, быть княгинею, освободить его.

   — Легко сказать, да не легко исполнить, — возразила она. — Я сама подвластна, нахожусь в заточении и хоть не красна моя жизнь, да исходу-то нет. О, зачем ты пробудил во мне воспоминания, — прибавила она.