Варяги и Русь

Во дворце опять собралось совещание.

— Дивимся мы твоей премудрости, святейший, — говорил Константин, — ты своим делом спасаешь Византию.

— Никто, как Бог, — скромно потупляя глаза, отвечал патриарх. — Он, Всемилостивый, посылает добрые мысли, мы же, недостойные Его рабы, являемся только орудиями выполнения Его святой воли.

— Так, так, — согласился и Роман, — и только теперь-то нам не следует упускать этого случая, мы должны обратить его в свою пользу.

— Кто же говорит, что упускать, — согласился Константин, — это было бы непростительной ошибкой.

— А что, если Ольга не захочет принять святого крещения?

— Не может того быть!

— Почему?

— Ирина разве не при ней?

— То, что она, уже пришло мне известие из Киева, успела овладеть душою Ольги. Да и наш святейший патриарх не откажет ей в своей помощи.

— Я рад служить по мере слабых сил моих обращению язычницы на путь истинной веры, — со смирением ответил Полиевкт.

— Тогда и сомневаться нечего, что она крестится! — пылко воскликнул Роман.

— А что, если это не приведет к тому, чего мы желаем?

— Как это так?

— Так… Будет христианкою Ольга, ну что же из этого?

— Как что? Она киевская княгиня.

— Да, она княгиня, мать князя, но кто поручится, что за нею последуют Святослав и народ?

— Но, ведь когда приняли крещение Аскольд и Дир, народ, хотя и не последовал за ними, а все-таки они уняли славян, и, пока они княжили в Киеве, мы не знали их нашествий…

— То были Аскольд и Дир… Они были самостоятельны, а у Ольги есть Святослав.

— Да, это другое дело, — согласился Порфирогенет, — но что же тогда можно предпринять?

— Я полагаю, что прежде всего должно озаботиться тем, чтобы киевская княгиня приняла святое крещение! — высказал свое мнение Полиевкт.

— А остальное мне предоставьте! — вдруг хвастливо воскликнул Роман, — мне пришла мысль не менее счастливая, чем некогда Феофилакту!

— Какая? — спросил Константин.

— Позвольте пока умолчать… Пусть это будет моею тайной…

— Мы просим тебя…

— Хорошо. Эта киевская княгиня ведь не дряхлая старуха?

— Нет, она еще полна сил…

— А я?

— Что ты?

— Каков я?

— Ты молод, крепок и силен…

— Вот видите… Я крепок и силен, а Святослав не вечен… Он бессмертием не одарен, если же смерть похитит его, то ради пользы Византии…

— Ты что задумал, Роман?

— Все это узнаете после… Пока пусть святейший позаботиться о том, чтобы блуждающая в тьме душа была принята в лоно святой церкви и стала послушною овцою в пасомом им стаде.

— Да будет так! — склонил в знак своего, согласия голову Полиевкт.

Они поднялись со своих мест. Совещание было окончено.

— И еще одно, — добавил напоследок Роман. — Знайте, что мы должны все равно принять меры предосторожности. Это вовсе не потому, что мы боялись Ольги, а нам нужно показать ей, что она приходит к нам просительницей, ищущей у нас, а не мы нуждаемся в ней…

— Да, да! — согласился Константин, — это необходимо…

— Совершенно необходимо, хотя бы для того, чтобы легче пришлось добиться ее согласия потом.

— Но что же должно сделать?

— Подвергнуть ее гордость небольшому испытанию.

— Какому?

— Очень просто, мы воспользуемся нашим договором о том, что ни одно судно с Днепра не может войти в гавань без разрешения…

— Удобно ли это? — осторожно заметил патриарх.

— Отчего же нет? — пожал плечами Роман.

— Это может оскорбить Ольгу.

— Не думаю…

— Если она искренно желает познать истинную веру, — наставительно заметил Константин, — то должна прежде всего научиться христианскому смирению.

— Но она язычница, — пробовал возражать Полиевкт.

Но ни Порфирогенет, ни его наследник на этот раз не внимали патриаршим увещеваниям.

VII

А Ольга между тем приближалась к цели своего путешествия. Ирина не покидала ее и всеми силами поддерживала в ней бодрость и жажду света истины.

Но вот и Царьград…

Однако произошло нечто такое, что едва не заставило киевскую княгиню возвратиться обратно.

Ольга ожидала, что ее встретят здесь как желанную гостью… Увы! Ее даже не пустили в город.

Едва ее струги показались в виду Константинополя, вход в гавань был закрыт цепями, и Ольге пришлось остановиться.

Правда, скоро появился придворный с требованием подать подробную запись с именами тех, кто хотел войти в город.

— Зачем это? — спросила Ольга.

— На основании договора с киевским князем Игорем.

Ольга, уважавшая договоры, сначала покорилась этому требованию, но прошел день, другой, третий…

Это было уже оскорблением, и свита киевской княгини начала роптать.

— Чего мы здесь встали? — раздавались голоса.

— В самом деле, чего? Воды, что ли, не видали?

— С добром пришли, а они нас вон как воротят.

— Да и то сказать, княгиню и узнать нельзя: будто не та стала.

— Верно, смиренная.

— Захотела веру переменить и сама вся переменилась..

— Тряхнуть бы стариной да и показать бы, что значит киевскую княгиню задерживать…

— Святослав ничего не знает!

— То-то и оно…

Гордость все сильнее и сильнее говорила в душе Ольги. Ольга понимала, что подобным унижением она роняет себя в глазах своих, подрывает уважение и к сыну, и княжеской власти.