Варианты Морозова. Стеклянная стена

Костя же хотел рассказать ей о бабушке, которая наряжала землю, и боялся, что Вера не поймет, почему он опоздал. Но лучше правды не было объяснения. К тому же тогда Костя еще не научился лгать. Морозов постиг это искусство позднее, и Вера догадалась о его нечестности, которую она сама позволила ему и которую назвала «свободная любовь».

Вера повернулась, ее глаза были широко раскрыты, и она улыбалась хорошей родной улыбкой.

— Вот я наконец пришел, — сказал он свободно и как будто сказал этим и о своей бабушке, и о ее земле, и о своей помощи. «Я не мог прийти раньше, — говорили его слова. — Прости меня».

— Пришел? — спросила она.

Они обескураженно и радостно глядели друг на друга.

— Я ужин принес, — сказал он и развернул пакет с едой.

— А я совсем не голодная, — ответила Вера, но Костя нахмурился и вымолвил:

— Хоть немного съешь!

Она взяла огурец и ломоть хлеба, откусила от ломтя и зажмурилась:

— Какой вкусный хлеб…

— Ты проголодалась.

— Нет, я совсем не голодная. А вот огурец горький… А ты почему не ешь?

— Ем, — сказал он. — Я на тебя засмотрелся.

— Я смешная? — спросила Вера. — Мелю языком что попало… Ты не слушай. Ты ешь. Какое тонюсенькое сало. И розовое. А я не люблю сала… Я люблю хлеб и огурцы. — Вера засмеялась, и, глядя на нее, засмеялся Костя.

— Я люблю…

— Я же говорю, что я смешная, — сказала она, по-прежнему смеясь. — Я сама не знаю, почему я такая. Сегодня мы будем самыми свободными человеками. Я тебя совсем не стесняюсь. Странно, правда? Я тебя так мало знаю, а уже не стесняюсь. Это говорит о моей ветренности. А я и хочу быть ветреной и глупой, ты будешь строгим и умным, я ветреной и глупой. Согласен?

— Ты самая умная и красивая, — сказал Костя.

Вера была освещена тяжелым закатным солнцем, лучи пробивались сквозь русые пряди волос. Ее лицо было заметно оживлено.

— Скажи еще раз! — воскликнула она.

— Ты самая умная и красивая, — повторил Костя.

— Самая умная и красивая?

— Ты самая хорошая…

— И ты самый хороший, — сказала Вера. — Почему это раньше не приходило в голову? Нет, я глупая, мне только сегодня пришло, что ты самый хороший. Наверное, если бы я завтра не уезжала, мне бы это не пришло еще сто лет.

Сказав об отъезде, она замолчала, жалобно глядя на Костю. Он вздохнул и улыбнулся.

В парке заиграло радио, полилась веселая бездумная песня. Костя оглянулся и увидел, как двое мужчин за голубой кассой сосредоточенно раскрывают бутылку вина. Он завернул в газету оставшуюся еду и задумался.

— Пошли куда-нибудь, чтобы никто нас не видел! — решительно произнесла Вера.

Им некуда было пойти. (Когда Морозов стал хозяином родительской городской квартиры и у них появилась возможность уединяться, то в конце концов это, дав им внешнюю свободу от кого бы то ни было, толкнуло на путь слепой чувственности, который завершился разрывом.) А тогда у них был скромный крохотный Старобельск с рекой, двумя мостами, парком, где по вечерам играл оркестр и были танцы, с бывшим монастырем, тремя кинотеатрами, — словом, Косте даже не нужно было думать, чтобы решить, куда им пойти.

— Идем! — сказала Вера. — Пойдем на танцы. Мне хочется, чтобы ты танцевал со мной. Станцуем один танец и пойдем дальше. Мы же свободные человеки!

Костя сразу согласился. Он не умел танцевать, но сейчас ему казалось, что он сумеет. Пусть только заиграет музыка, и он обнимет Веру (он хотел ее обнять!) и полетит. Он летал во сне, и это ощущение было похоже на падение в светлую горячую бездну. В его мозгу пульсировал жаркий обжигающий свет и отдавался во всем теле.

Костя бросил затуманенный взгляд на другой берег реки, заросший густым лозняком, отыскал мост с фигурками мальчишек-рыбаков и ведущую в гору белую пыльную дорогу, по которой катился клубящийся шар автобуса, и вдруг он понял, что движется вслед за своим взглядом, движется над рекой, над противоположным берегом, над горой и дорогой, движется куда-то в степное безлюдье, размеренное огромными полями и узкими лесополосами, с укрытыми в балках селами, где в одном из сел стояла дедова пасека…

Сон продолжается мгновение. Это был даже не сон, а новая сказка, рожденная обжигающим светом взамен ясной гаршинской легенды, ибо та уже поблекла.

Костя поглядел на Веру, а она поглядела на него, и каждому из них показалось, что другой хочет что-то сказать, и они ждали, кто же скажет, но через минуту догадались, что могут бесконечно стоять, глядя друг на друга, и рассмеялись.

— Почему ты смеешься? — спросил он.

— А ты почему?

— Не знаю, Вера.

— И я не знаю, — сказала она. — Куда мы собирались?

— Не помню.

— И я не помню. Вообще-то я хотела танцевать, но это было так давно, что я уже расхотела.

Они пошли по краю мостков, заглядывая в прозрачную воду, в которой отражались их головы, потом поднялись по деревянной лестнице в парк, и распивающие вино мужчины проводили Веру задумчивыми тупыми взглядами.