Варианты Морозова. Стеклянная стена

Получалось ладно, он это чувствовал, и даже взбрык этой взбалмошной Валечки Богдановской тоже был как-то кстати, по-житейски. Люди они разные, и хорошие, и плохие — все вместе. А Зимину все одинаковы, потому что он хозяин, для которого только одно важно — чтобы гости не скучали, не заглядывали ему в рот. Вот так по-домашнему с ними можно и дело обсудить, без всякой официальной натуги, как бы между холодными и горячими закусками. Дело у них общее, а не одного какого-то Зимина, Халдеева или Грекова. Дано нам это дело для нашей же жизни, и не будем мелочиться… Странно, что Халдеев не пришел. Завтра надо его открыто спросить: мол, побрезговал дружеским столом? А он закивает — жена, дети… А то вовсе промолчит, но все-таки точно какой-то кислятиной накормит. Забавно предположить, что Кивало встречается со своими бывшими сослуживцами из треста и сладенько поругивает Зимина. Как же не поругать, коль у нас всегда заведено свое начальство ругать! Этак приятно.

Он понял, что никогда не будет уважать своего главного инженера, как не будет — и Кияшко и Тимохина. И тут же подумал, что с ними ему легко работать, а вот с этим уважаемым народом — нравственно тяжело. Хочется сломить, расплющить, чтобы возражать боялись.

Ну пора, а рассуждения отложим до другого раза.

Они собрались на балконе, отсюда был виден красный закат опускавшегося в темное облако солнца. Завтра должен быть ветреный день.

— Скоро осень, — сказал Греков.

— На носу последний квартал, — заметил Кияшко.

— Моя потребует новые зимние сапоги, — отозвался Богдановский. — Купить бы самолет, что ли?

— Да, ты давно не путешествовал! — улыбнулся Греков. — Сергей Максимович, закуривайте.

— Я же бросил, — сказал Зимин. — Не соблазняй.

— Все равно закурите. Говорят, надо десять лет ждать, чтобы совсем отвыкнуть.

— Подождем, Игорек! — заверил Зимин.

Потянулись белые дымки, и запахло табаком. Как сладка сигарета, выкуренная после трех рюмок водки, знает только настоящий курильщик. Зимину показалось, что у него пересохло в глотке.

— Кто сказал, что последний квартал на носу? — спросил он с тайным умыслом.

— Я, Сергей Максимович, — признался Кияшко. — Это козе понятно.

— Козе не козе, но все равно ты прав. Мне удалось выбить сверхфондовые материалы, у нас открываются хорошие перспективы. И вот что я предлагаю…

Зимин взлетел и с высоты видел знамена и награды, кинохронику и тысячетрубный военный оркестр. Есть на свете удача и счастье! Ради чего живем, мужики?..

И они стали загораться. Он их оглушал, заманивал на высоту из житейской скуки.

— Сергей Максимович, мы давно мечтаем о таком деле! — раздался голос Тимохина.

Ему должен был вторить Кияшко. Зимин посмотрел на него. Но Кияшко молчал и думал.

Пусть подумает. В конце концов он скажет так, как захочет Зимин.

Греков разминал свою сигарету, найдя в ней какое-то уплотнение, мешавшее затягиваться.

Богдановский глядел на закат и легкомысленно улыбался. Толстый, розоватый и улыбающийся, он походил на старого купидона.

— Дайте мне нормальные условия, а я на все согласен, — отрезал Аверьянцев. — Кто не мечтает о настоящем деле? Я не больно, конечно, верю, но ни за что не откажусь.

Аверьянцев на лету схватил возможность обставить Грекова, — это была неожиданность. Зимин предполагал, что оба начальника участка будут в одной команде. «Ах вы голубчики, — мелькнуло у него что-то вроде этих слов. — Хорошие вы мои!»

— Вообще-то дураков среди нас нет, — заметил Греков. — Сергей Максимович предлагает месячник повышенной добычи, а что, если и дальше, до конца года?

Он наконец размял сигарету, с удовольствием затянулся и выпустил дым через нос. Его взгляд был размягчен и ласков.

— Пора бы устать от этой штурмовщины, — буркнул Богдановский. — Ни дня, ни ночи…

Но он, должно быть, сам не верил, что его послушают, и не стал дальше говорить.

— Да, до конца года! — повторил Греков. — Тогда мы не только долги покроем, но на хорошее место взойдем. Ну, Морозов, разве не так? — Кажется, он старался угодить Зимину. Это было не похоже на него, и Морозов предположил какой-то сговор Зимина с Грековым. «Но зачем? — спросил он себя. — Чтобы повлиять на нас? Неубедительно».

— Молчишь, Костя? — Зимин пожал ему плечо. — Ты самый молодой. У всех я вижу потолок, а у тебя не вижу. Ты и взлететь можешь, но можешь даже среднюю карьеру не осилить. Вот так промолчишь всю жизнь.

«Чудновский умер, — вспомнил Константин. — Вера уехала в Старобельск. Зовут спуститься с аквалангом в затопленный ствол. Этот сулит карьеру… А что я? Я вижу подводные сны. Вижу сны…»

— Я сделаю все, что в моих силах, — ответил он.

— Хорошо сказал. Дельно.

«Назначу его начальником участка, — решил Зимин. — Он будет моим. А Тимохин и без этого ручной. Им можно заменить Богдановского в случае чего… Мы еще поработаем, товарищ Рымкевич!»

— Солнце село, — сказал Богдановский. — Сейчас зажгутся фонари. Этот переход дня в вечер всегда очень красивый. В небе еще день, а на земле сумерки.

— Ну не грустите, Валентин Валентинович, — улыбнулся Зимин. — Завтра будет новый день.