Вариации для темной струны

— Пасха еще не наступила, — сказал он и положил коробку на стол, — но возьми себе это сегодня. Кто знает, что еще случится до пасхи… Как в прошлом году, когда я обещал тебе поездку в Вену, а потом не сдержал слова, потому что Гитлер захватил Австрию… Я высказал тебе свои претензии, а ты мне наконец сегодня высказал свои тоже. Я рад этому, но ты не имеешь права пересаливать. Раньше я тебя тащил, чтобы ты не был овечкой, — не пришлось бы мне теперь вытаскивать тебя из противоположного состояния!.. Перестань злиться и бить ногой по мебели, — сказал он, — мы можем продолжить этот разговор в другой раз. Я думал, что ты все же разобьешь стекло в нижнем ящике книжного шкафа.., А там ты совсем сбил ковер, — он кивнул головой в сторону сейфа и улыбнулся, — поправь ногой, чтоб не было так заметно, чтоб так не кричало… — И когда я поправил ковер, он сказал: — Оставим все это на другой раз, поговорим когда-нибудь за чашкой кофе, когда мы будем одни, а может, когда-нибудь и в полицейском клубе или когда поедем куда-нибудь на машине, а пока некоторое время подожди, не злись и будь осторожен. Если у тебя появится на улице или в квартире какое-нибудь странное чувство, ты спокойно плюнь на него, — сказал он и добавил буквально следующее: — Не ломай себе головы. А если это не удастся, приходи ко мне и скажи об этом, с сегодняшнего дня ты можешь входить в мой кабинет, когда хочешь, только не когда у меня посетители, тогда подожди немного. А желтую книгу, ради бога, можешь смотреть, если тебе кажется, что она интересная, можешь показать ее и Руженке, если она так жаждет, только будь осторожен, чтобы она от этого не свихнулась… На улицу можешь ходить куда хочешь, только перед этим скажи мне, куда, чтобы я знал, где ты. Звонила пани Брахтлова, чтобы ты завтра пришел к ним, — сказал он, — можешь пойти, только чтобы я в эти дни всегда знал, где ты, и, если нужно, мог тебе позвонить. Сейчас такое время… — сказал он вдруг, положив мне руку на плечо, — время сейчас, если говорить прямо, необычайно серьезное. Может, — сказал он, держа руку у меня на плече, — может, нам придется всем отсюда уехать… Возьми это, — сказал он минуту спустя, когда я несколько пришел в себя, и показал на стол, — возьми это и перестань меня сейчас ругать, ты, эсэсовец!

А потом я почувствовал, как он рукой стиснул мне голову и прижал ее к столу, к той большой коробке, почувствовал, как я воткнулся в нее носом и лбом, и тут же я прыснул со смеху, потом я почувствовал, что стал ее разворачивать, — это была громадная коробка совершенно обычной формы, такой прямоугольник, квадрат… Как в тумане, я видел, что это красивая, невероятно элегантная коробка или книга — таких в моей жизни никогда не было, не попадались они ни в нашей квартире, ни в Вене, ни у самого дедушки… На крышке или на обложке под целлофаном была цветная картинка — смуглый ковбой, на коне с лассо через плечо и с рукой на кольте у пояса, он смотрел куда-то вдаль к горизонту, где в тумане обозначались скалистые горы, а перед копытами коня в песке и на траве виднелись следы. Над ними по-английски было написано в углу: «Made in USA».

— Теперь я позвоню пани Катцевой, — сказал он, когда я опомнился, — позвоню еще Арнштейнам и пану доктору Кону. С паном Якобсоном я уже говорить не должен, — сказал он скорее для себя, — он уже в Париже… А ты открывай это потихоньку, — сказал он, когда я снова пришел в себя и уже почти успокоился, — потихоньку, пока не получишь плюху или… — Он сжал кулак и покрутил им перед моим носом. — А теперь, пан, отправляйтесь. Прежде, чем я вас угощу хорошо нацеленным ударом… — И он схватил меня за шиворот. Несколько минут мы дрались, но я не мог справиться с ним, так как под мышкой держал эту большую коробку или книгу, кроме того, он был сильнее меня, и вдобавок в дверях он подставил мне ножку, чтоб я хлопнулся, но сделал это он медленно, так что я смог вовремя заметить и схватиться за косяк.

— Итак, Грон, начнем, — крикнул он в переднюю. — Где вы?

И Грон вышел из-за угла и сказал:

— Отец небесный, помоги нам.

Действительно, помоги, думал я и невольно улыбнулся. Это было так умно, что умнее и быть не могло, и, не будь у него такие хорошие нервы, усмехнулся я, лежать бы мне замертво.

28

А потом пришел конец.

Листочки зеленеют, птицы поют, деревья шумят… Я лежу на опушке леса в траве и смотрю перед собой. Из дальней дали по дороге, идущей от деревни, за которой на холме виднеется кладбище, ко мне медленно-премедленно движется какой-то человек.