Вариации на тему любви и милости

Тем не менее подобные союзы неизбежно приводят к разочарованию: они не выходят за рамки психологической сферы и никак не пересекаются с духовной: два человека не соединяются друг с другом всем своим существом, отношения между ними, скорее, ограничиваются материальной, внешней стороной. Такие «неполные» отношения способны лишь «не полностью» удовлетворять потребности людей – здесь нет и намека на то, что является наиболее важным, составляет сущность, поэтому оба участника отношений непременно сталкиваются с разочарованием. Неочевидное отрицание психологического и духовного мира другого человека неизбежно причиняет боль. В отношениях, в которых близость приобретает самостоятельный характер, выходит на первый план, партнера больше не уважают как субъект, как личность, к нему формируется отношение как к объекту или к вещи. Отношения, зиждущиеся исключительно на физическом влечении, суть грех против любви в общем и любви христианской в частности. Это важнейшая причина, по которой христианство всегда занимало жесткую позицию по отношению к так называемым плотским грехам, то есть грехам, которые приводят к извращению отношений между людьми вследствие того, что порождают плотское желание.

2. Другая распространенная форма привязанности между мужчиной и женщиной – это любовь-страсть. Несметное множество иллюстраций подобной любви можно встретить в литературе, в кино и в оперном искусстве. Она не просто хорошо известна, ее отличают особые черты.

Страсть, понимаемая не в духовном, а в психологическом смысле, представляет собой некую систематизированную форму, для которой характерны желание и чувства, приводящие в движение все силы и энергию человека ради того, чтобы обладать объектом своей страсти и удерживать его рядом с собой.

Отличительной чертой всякой страсти является превозношение своего объекта, игнорирование его пороков, приписывание ему качеств, которыми он не обладает, видение его полностью совершенным. Этот феномен французский писатель Стендаль в произведении «О любви» именует кристаллизацией.[485]

Проблема состоит не в том, что увлеченный страстью человек думает о любимом слишком высоко, видит его значительно лучше, чем он есть на самом деле (стремиться так относиться к ближнему часто советуют святые отцы, говоря о любви), а в том, что он превозносит любимого относительно самого себя.

Те качества, тот совершенный образ, которые человек, находящийся во власти страсти, приписывает любимому, есть не что иное, как плод его воображения: объект страсти подгоняется под конкретные рамки, под идеал, который удовлетворяет желания; увлекаемый страстью видит в другом человеке то, чего нет в нем самом, то, чего ему самому недостает. Страстно любящий в какой-то степени замыкается на себе и мыслит о любимом в высшей степени эгоистично. Другого человека не ценят самого по себе, он словно оторван от реальности, подобен экрану, на который питающий страсть проецирует собственные желания. Любимый является образом, который способен ответить ожиданиям того, кто им страстно увлечен. Тот факт, что реальный объект любовной страсти представляет собой проекцию себя на другого человека, при этом другой есть основание такой проекции, констатировали многие писатели. Стендаль и Пруст, к примеру, полагали, что страсть тем сильнее, чем меньше мы знаем человека, чем большей загадкой он для нас остается, поскольку так он сам словно поддерживает свой образ в нашем сознании.

Единственное, чего страстно любящий ждет от объекта своей любви, – чтобы он был его собственным отражением, удовлетворял его желания, восполнял недостающее в нем. Таким образом, любовь-страсть есть псевдолюбовь, поскольку она заключается в любви к себе через призму другого. Тем временем истинная любовь состоит в любви к человеку ради него самого. Поэтому любовь-страсть имеет в высшей степени нарциссический характер.

Страсть значительно искажает отношения с любимым, с одной стороны, потому что его видят и воспринимают не таким, каков он на самом деле, а согласно некоему извращенному образу, который существует в сознании того, кто одержим страстью. С иной стороны, потому что другой человек для любящего его становится лишь средством удовлетворения страсти, инструментом, помогающим достичь наслаждения, так как наслаждение (физическое и прежде всего психологическое) есть конечная цель всякой страсти. Любимый перестает восприниматься как смысл, как личность, к нему формируется отношение как к средству и, следовательно, объекту.