Читаем Варламов полностью

Тут уж Муромский беззащитен. Околдована Лидочка, — тут уж

ничего не поделаешь...

И снова одной из главных в спектакле оказывается сцена Му¬

ромского с Расплюевым в доме Кречинского. А как же, — снова

сошлись Варламов с Давыдовым!

«Весь третий акт — в руках Кречинского и Расплюева, — пи¬

шет младший современник Варламова артист Б. А. Горин-Горяи-

нов (в книге «Кулисы»). —Я сам играл обе эти роли и знал, что

конкуренция здесь немыслима. Сцена же Муромского с Расплюе¬

вым мне казалась неубедительно построенной для Муромского.

Я не представлял себе человека, с первых же реплик не распо¬

знавшего Расплюева. Варламов же с Расплюевым был так про¬

стодушно приветлив, что не могло быть и речи о натяжке, и я

просто не понимал, как же я раньше так неверно представлял

себе эту сцену. Это место было бесспорно самым лучшим во всем

ансамбле прекрасного спектакля. Давыдов был бесподобен. Но в

его игре я все-таки видел подготовку к приему и самый прием.

Я знал, как тактично и ловко он обыгрывает газету, ложку, сал¬

фетку, видел, что стакан с чаем еще сыграет какую-то роль. В иг¬

ре Варламова не было никаких аксессуаров... Сидит себе старый

человек на диване и подает реплики, нужные Расплюеву. Но

по силе воздействия, впечатляемости — он был не только не ни¬

же Давыдова, а для меня и выше. Я до сих пор помню Варламо¬

ва, как живого, в этой сцене, а с тех пор прошло уже четверть

века».

Сидят они рядышком на диване и разговаривать им вроде бы

не о чем. Муромский молча разглядывает Расплюева, а тот сму¬

щенно отворачивается, вбирает голову в плечи, закрывается га¬

зетой — будто читает... Потом протыкает газету пальцем и через

дырку смотрит на Муромского. Это — придумка Давыдова. Но

Варламов тут же подхватывает ее: прильнув глазом к дырке,

смотрит на Расплюева. Тот снова заслоняется. Тогда протыкает

газету Варламов...

Право, все это могло бы показаться ненужной затеей, игрой

потехи ради. Так оно и было бы, если б не Варламов и Давыдов.

Они этим занимались всерьез. И никто из многих тысяч зрите¬

лей, видевших «Свадьбу Кречинского», никто из десятков теат¬

ральных критиков, писавших об этом спектакле, ни разу не ска¬

зал, что сценка с газетой — мелка, никчемушна, забавна попусту.

Два больших артиста вкладывали в эту игру вполне серьезную

мысль.

Муромский все еще не верит Кречинскому, хочет понять что

он за человек. Для этого надо хотя бы знать, с кем это он дру¬

жит? Вот — Расплюев: кто он такой? А чистых и внимательных

глаз Муромского не выдержать прожженному шельмецу. Но ведь

ему, Расплюеву, поручено занять отца Лидочки и дать свободу

действий Кречинскому. Вот он и занимает его, как умеет.

И неизвестно, чем бы кончилась эта игра, не явись Федор,

слуга в доме Кречинского, с подносом, заставленным стаканами

чая. Расплюев первый тянется к чаю, но Федор обносит его и

протягивает стакан Муромскому. Конечно, гостю — первому! Рас¬

плюев вежливо кланяется. Но пока он церемонился, Федор ото¬

шел...

Варламов передвигает свой стакан Давыдову, тот возвращает

его Варламову. И так — два-три раза, до тех пор, пока стакан не

оказывается посредине стола: ни тому, ни другому. И оба хотят

пить, оба глаз не отведут от стакана. Варламов вздыхает, откли¬

кается вздохом Давыдов. И молчат.

Прошло уже несколько минут, а Муромский и Расплюев и

словом не обмолвились. Варламов и Давыдов пока что отделыва¬

лись одними жестами и мимикой.

Наконец Варламов откидывается на спинку дивана и спра¬

шивает совершенно безразличным тоном:

—       В военной службе изволите служить или в статской?

Варламов самим этим вопросом давал понять, что ему все

равно, каков будет ответ. А Расплюев почему-то замямлил:

—       В ста... в ст... в воен... в статской-с... в статской-с.

Что это с ним? Варламов удивлен.

—       Жить изволите в Москве или в деревне?

Это уже важный для Муромского вопрос.

—       В Москве-с, в Москве-с...

Махнув рукой, Варламов отворачивается. Понятно: городской

бездельник! Что с ним толковать?

А Расплюев сообразил, что дал маху. И поспешно добавляет:

—       ...то есть иногда в Москве-с. А больше в деревне, в деревне.

Уж тут у Муромского появляется интерес к собеседнику.

—       Скажите, в какой губернии имеется свое поместье?

Невинно начатый разговор вдруг оборачивается пристрастным

допросом. В начале Муромский и не замечает, как путается Рас¬

плюев в ответах, и продолжает спрашивать про имение, про зем¬

лю, про урожай, даже про то, кто у них в уезде предводителем...

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное