Читаем Варламов полностью

—       А то этакую уймищу выучить... Уж не молоденький я!

На этом, однако, не кончились его разногласия с Мейерхоль¬

дом.

—       Пускаться во французскую присядку? Не стану! Мой Сга-

нарель не дворянин, не какой-нибудь придворный кавалер, а

крестьянин, мужик... Нечестивого барина своего все норовит об¬

разумить. Других кровей человек. И играть надо его по-другому.

И выпевать роль отказывался наотрез. «Возникло опасение,

что он никак не сольется со стилем всего антуража и со всей

установкой спектакля», — пишет Ю. М. Юрьев, который испол¬

нял роль Дон Жуана.

«В сущности, я лично добивался обратного, как раз вразрез

с Варламовым. Я стремился, чтобы точно установленные движе¬

ния и весь мой тон речи тонко сочетался с фоном гобеленов, на

котором развертывалось само событие. Акварельными красками

или, лучше сказать, гравюрными штрихами я пытался рисовать

образ Дон Жуана. Старался достигать изящества, мягкости как

в движениях, так и в произношении отдельных монологов и в

ведении диалога. Быстрая, стремительная речь, почти без повы¬

шения тона. Все внимание было устремлено на смены темпа и

быстрое, смелое переключение с одного ритма на другой...

Ясно, что такая моя установка шла вразрез с варламовской,

и я недоумевал: как же быть? Как слить воедино, как спеться

с моим основным партнером? Как вести с ним многочисленные

диалоги?!

И вот, наконец, на одной из репетиций я почувствовал, что

на контрасте построенные наши диалоги, в силу различия харак¬

теров наших образов и происхождения каждого из них, могут

даже выиграть — и с помощью известного такта нисколько не бу¬

дут мешать общему ансамблю».

Не удивительно ли, что Юрьев, образованный артист и знаю¬

щий человек, пришел к этой мысли не сразу и не без труда,

а Варламов сообразил с маху: и про обусловленность образов

«происхождением каждого», и плодотворность столкновения двух

различных манер сценического поведения даже в этом насквозь

стилизованном спектакле? Понял, что Сганарель должен быть

другим и, играя его по-другому, может оказаться в спектакле

своим, не внесет неладной разноголосицы.

Понял это и Мейерхольд. Еще в ходе репетиций, рассказывает

В. А. Теляковский, он заявил:

—       Надо Варламова предоставить самому себе: он сделает

по-своему, но хорошо, и нечего беспокоиться.

«Вот его первое появление в Сганареле, в сопровождении

Гусмана — конюшего доньи Эльвиры. Из глубины сцены в не¬

обычайно красочном, живописном и характерном полосатом ко¬

стюме, украшенном лентами, прямо на публику, подходя вплот¬

ную к ней, к самому краю выдвинутого вперед просцениума,—

с открытым, добродушным, необыкновенно веселым лицом идет

Варламов, еще не произнося ни одного слова, и только своим ви¬

дом вносит такое оживление, что как будто настал праздник и

все кругом осветилось ярким светом. Такова сила его таланта».

(Из «Записок» Ю. М. Юрьева.)

Спектакль начинается с рассказа Сганареля о своем барине.

—       Между нами говоря, — Варламов обращается не так к Гус¬

ману, как к зрителям, — мой господин Дон Жуан — такой злодей,

каких свет не видал, чудовище, сатана, пес паршивый, турок,

проклятый еретик, который не верит ни в небо, ни во что святое,

живет как последняя свинья, скотина, не знающая христианских

законов и священного писания...

И все это так горячо, что еще непонятно, осуждает Сганарель

своего господина или хвастает его беспримерными качествами.

Слова вроде бы бранные, а Варламов весело улыбается.

«В нем было столько жизнерадостности, комизма, наивного

добродушия, веселости и готовности живо и доверчиво воспри¬

нимать все совершающееся вокруг него и дышало такою необык¬

новенною непосредственностью, обаянием и вместе с тем юмором,

свойственным французскому драматургу, что его лицо для пуб¬

лики при первом же появлении на сцене служило как бы визит¬

ной карточкой Сганареля и в то же время — визитной карточкой

комедии Мольера», — пишет тот же Ю. М. Юрьев.

Выговорив все про своего господина и вытолкнув Гусмана

вон, Варламов снова выходил вперед, всматривался в зрительный

зал, искал знакомые лица... И вдруг:

—       А-а-а, Николай Платоныч, мое вам почтение! Пришли на

нас поглядеть? И хорошо сделали. Сегодня у нас веселое пред¬

ставление. Посмеетесь вдоволь!

И в другую сторону:

—       Кого я вижу! Мишенька? Говорят, ты женился? Вот рядом

с тобой — она? Что ж ты такую красавицу скрываешь от друзей?

Пришел бы с ней в гости ко мне. Не бойся, я — старик, не отобью!

И в директорскую ложу:

—       Владимир Аркадьевич, голубчик, запишите себе на память:

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное