Советские вооруженные силы в ходе наступательных операций 1943 года освободили две трети захваченной фашистской Германией советской территории. Фронт передвинулся на запад от 500 км в центре до 1 300 – на юге. Приближение Красной армии к государственной границе СССР меняло военно-политическую расстановку сил на международной арене. Правительствам западных держав становилось ясно, что СССР и без помощи союзников сможет начать освобождение стран Европы. На совещании с начальниками штабов 19 ноября 1943 г. Рузвельт обратил их внимание, что советские войска находятся «всего лишь в 60 милях от польской границы и в 40 милях от Бессарабии» и вот-вот войдут в Румынию. А сыну частным образом, опасаясь новой отсрочки второго фронта, сказал накануне конференции, что «если дела в России дальше пойдут как сейчас, то возможно, что будущей весной второй фронт и не понадобится». А он был убежден, что брать Берлин должны войска Соединенных Штатов. Черчилль с мая 1943 г. опасался, что приход СССР в европейские страны принесет им коммунизм, и стремился предотвратить возникновение в Польше правительства, неподконтрольного Великобритании. Сами же западные союзники не только не выполняли обязательств по открытию второго фронта, но приостановили (ноябрь 1943г.) свои операции на итальянском фронте, что позволило гитлеровцам перебросить часть дивизий из Италии на советско-германский фронт. 6 ноября Молотов обратил внимание посла США в Москве на недовольство советского верховного командования этим обстоятельством. Хотя на конференции министров иностранных дел в Москве Иден и Халл говорили Молотову, что теперь очередь за Киевом и Римом, Красная армия Киев освободила, а в Рим союзники вошли только 4 июня 1944 г. Они не спеша воевали на чужой земле, их землю враг не топтал…
Военные успехи СССР вынудили США и Великобританию начать переговоры с Москвой по вопросам ведения войны и послевоенного урегулирования. Они надеялись связать СССР различными обязательствами и заранее «застолбить» свои позиции в Европе. Тем более что в СССР возник беспокоивший их Союз польских патриотов и уже существовали польские национальные войска. В самой Польше ППР с шедшими за ней силами выражала готовность взять власть в будущей свободной Польше и отказывала «лондонскому» правительству в праве представлять польский народ. В области внешней политики они провозглашали союз и дружбу с СССР: английская разведка была хорошо информирована, у нее в Варшаве был резидент.
Свое будущее присутствие в Европе англо-саксонские державы пытались обеспечить созданием нового антисоветского «санитарного кордона» – конфедерации малых стран Центральной и Юго-Восточной Европы. Приверженцем этой идеи было и польское эмигрантское правительство, надеявшееся в предполагаемом сообществе играть доминирующую роль и использовать его как щит собственной системы послевоенной безопасности от угрозы с запада и особенно с востока.
Оба вопроса (восстановление отношений с польским правительством и будущая конфедерация) английское правительство поставило в октябре 1943 г. на московской конференции министров иностранных дел, призванной подготовить встречу «большой тройки». Относительно восстановления отношений с Польшей Молотов заявил на конференции, что «никто так не заинтересован в хороших отношениях с Польшей, как мы —ее соседи… Мы стоим за независимую Польшу и готовы помочь ей, но надо, чтобы в Польше было такое правительство, которое было бы дружественно настроено в отношении СССР. Этого-то теперь и не хватает. Повторяю: Советский Союз за независимую Польшу и готов помочь полякам в достижении этого, требуется лишь дружественное отношение к нам со стороны польского правительства. Кажется, мы требуем немногого». Но с нынешним правительством, которому демократические силы страны отказали в праве представлять их интересы, СССР иметь дело не намерен. На конференции было заявлено, что советское правительство считает освобождение малых стран и восстановление их независимости и суверенитета одной из важнейших задач послевоенного устройства Европы и создания прочного мира. Им должно предоставить полное право самим решать вопрос об их государственном устройстве и союзах «в порядке свободного, спокойного и хорошо продуманного волеизъявления народа», а не преждевременно прикреплять к «теоретически задуманным группировкам». Образование федераций эмигрантскими правительствами, слабо связанными со своими народами, может быть воспринято как навязывание народам решений, не соответствующих их желаниям. Иден вынужден был согласиться, что момент для решения вопроса о конфедерациях не назрел /143/.