Варшавское восстание 1944 г. Движение Сопротивления в Польше 1939-1945 гг. Направления. Программы. Практика. Результаты. Часть 2

Была ли у Красной армии возможность взять Варшаву в августе-сентябре 1944 г.? В 1944 г. авторитетные лица и органы —начальник генштаба сухопутных войск Германии генерал Г. Гудериан, британский комитет начальников штабов, упоминавшиеся уже Иден, Соснковский, Кукель, Миколайчик, даже Окулицкий – считали, что прибытие немецких подкреплений и сопротивление гитлеровских войск не позволило Красной армии взять Варшаву. «Неверно предположить, – писал Окулицкий в декабре 1944 г. в докладе для Лондона о восстании, – что советские войска не заняли Варшаву потому, что хотели уничтожения центра польской независимости. Правдой же является, что 4 и 5 августа Советы проиграли собственную битву за Варшаву». В отчете президенту в эмиграции С. Рачкевичу он писал, что «говорить „восстание“– это неверно. Эти события – варшавская битва». В ответ на обвинения Советским Союзом Армии крайовой в бездействии нужен был поступок, иначе советские обвинения в глазах мира получили бы обоснование и подтверждение. Операция «Бужа» как локальное явление не могло выполнить эту роль (Волынь, Вильно, Львов), важнейшим центром АК была Варшава, полагал он, и там нужно было дать бой. Это он писал в декабре 1944 г. На процессе 16 руководителей польского гражданского и военного подполья (Окулицкий, Янковский и др.) в июне 1945 г. Окулицкий признавал, что политически восстание было авантюрой. Окулицкий в письме-показании Берии не признавал никаких объективных факторов, приведших к поражению восстания, и считал, что в этом повинны «политические причины, а не военное руководство, и если сделана политическая ошибка, то за нее отвечают те политики, которые не урегулировали отношений с СССР»/347/.

Бур в 1945 г.26) соглашался, что прибытие немецких подкреплений (кстати, снятых с фронта на Западе!) не позволили Красной армии взять Варшаву. В 1965 г. Бур-Коморовский захотел объяснить свои деяния в 1944 г. и вещал, что АК хотела не борьбы против СССР, а «создания русским определенной преграды, чтобы они выложили свои карты. Было бы величайшим политическим нонсенсом, если бы борьба с Германией переродилась в борьбу с Россией. Мы хотели бороться с Германией и одновременно выяснить отношение России к нам. Хотели своими действиями освободить столицу, отомстить немцам, дать доказательство желания борьбы». Забыв, что утверждал ранее, Бур заговорил об опасении спонтанного взрыва и провокации коммунистов и заключил, что они хотели «через борьбу войти в оперативный контакт с Красной армией. Речь шла о выяснении отношения России к АК». Бур явно забыл основные положения «Бужы» с ее теорией «двух врагов».

«Реабилитируют» Красную армию военные историки. Правда, иные польские из конъюнктурных соображений бывает, что разворачиваются на 180º (Т. Савицкий). И только генерал В. Андерс, признавая, что восстание «в условиях, в которых оно началось, является безнадежным», считал, что в начале августа Красная армия могла взять Варшаву. Гитлеровские танковые дивизии могли задержать, но не помешать освобождению Варшавы.

Немецкая сторона (генерал Х. (Г).Гудериан, начальник штаба сухопутных войск Германии) сочла, что она одержала победу. Генерал допустил слабину. Говоря об этой «бессмысленной бойне», он прибавил, что восстание, по мнению советской стороны, началось преждевременно. Губернатор Фишер в отчете властям о своих заслугах в подавлении восстания ситуацию, создавшуюся на фронте под Варшавой, счел величайшей заслугой вермахта: «Удалось на протяжении нескольких месяцев удерживать большевистские армии на восточном берегу Вислы и одновременно подавить крупнейшее в польской истории восстание в Варшаве, что является крупнейшим военным достижением… Достигнута бесспорная победа германского оружия». Фишер сделал вполне обоснованные выводы о причинах поражения восстания (плохая организация, недостаток вооружения и боеприпасов, слабые силы, отсутствие поддержки страны и т. д., а главное —отсутствие связи и согласованности действий восставших с Красной армией). Фишер был убежден, что у восставших с самого начала не было шансов на успех.

Губернатор счел, что поражение восстания – это поражение Великобритании и «в конце концов, поражение Сталина». Фишер запустил пропагандистскую бомбу о тактике Сталина, направленной на уничтожение польской интеллигенции, «которая в основном и боролась на стороне АК», убежав, по его же словам, уже из города. В августе, вопреки традиционным воззрениям, по словам Фишера, «широкие слои населения Польши были готовы отказаться от этого принципа (антирусизма —В. П.) и заключить союз с большевиками из тактических соображений, так как некоторые надеялись таким образом уничтожить германское господство». После восстания «поляки теперь твердо поняли, что даже из тактических соображений им не стоит ставить на русскую карту». Для взращивания этих мыслей оккупационные власти, как мы видели, приложили максимум усилий. Фишер понадеялся, что наконец-то удастся договориться с поляками о польско-немецком союзе, если вести «умную политику».