Молчавший все это время Грабский почувствовал, что пора прийти шефу на помощь. Он солидно откашлялся и с важным видом заявил:
— С 1906 года я состою во главе антигерманского и русскофильского движения в Польше. За это меня часто называют москалем. Я же считаю, что дружба польского и русского народов — самое важное дело для борьбы славянства с германской экспансией.
Польский народ будет очень благодарен маршалу Сталину за то, что границы Польши передвинутся дальше на запад. Но я просил бы учесть следующее: ни одно союзное государство не выйдет из этой войны уменьшенным в своей территории.
Поляки хорошо понимают, насколько важно, чтобы в Польше не было украинского и белорусского вопросов. С другой стороны, я просил бы считаться с тем, что если Польское государство выйдет из войны уменьшенным, то польский народ будет чувствовать себя обиженным.
Маршал Сталин говорил о сильной и независимой Польше. Но если бы он добавил к этому заявление, что Польша не выйдет из этой войны уменьшенной, то русскому народу и Советскому Союзу будет обеспечено сотрудничество польского народа.
Это была одновременно попытка найти компромисс и попытка мягкого нажима, даже легкого шантажа… Ведь условились же в Лондоне, что на русских надо нажимать. Как же это по-польски!
— Что ж, — ответил Сталин — Если подойти к проблеме славянства с исторической точки зрения, то можно заметить, что в результате Первой мировой войны была воскрешена и восстановлена Польша. Я думаю, что в результате нынешней войны будут воскрешены особенно украинский и белорусский народы, и было бы несправедливо нанести им обиду.
— Нет, нет, — нашелся Грабский — Белорусский и украинский народы не будут обижены, если разделить спорные территории пропорционально населению польской, белорусской и украинской национальностей и если затем произвести переселение.
— Вместо Львова поляки получат Бреслау, — заметил Сталин — У них будет достаточно руды и угля в Силезии.
Грабский возразил:
— С потерей Львова в Польше не будет нефти…
— На противоположном склоне Карпат имеется много нефти. Эти месторождения нужно полякам разведать. Кроме того, у поляков будут химические заводы в Силезии для производства синтетического горючего. (Этим Сталин ясно дал понять Грабскому: что же ты, и сам не знаешь, что есть в твоей стране?!).
Грабский сделал последнюю попытку, ударив по эмоциям:
— Со Львовом у поляков связано очень много исторических и других традиций…
Сталин лишь улыбнулся:
— А как же быть с украинцами?
— Ну, у украинцев есть Киев, — небрежно бросил Грабский.
— Верно, — ответил Сталин — А у поляков имеются Краков и Варшава.
И продолжал:
— В первый раз поляки и русские шли вместе при Грюнвальде, когда они разбили немцев. Потом у поляков с русскими были ссоры. В XVII веке, при царе Алексее Михайловиче, был министр иностранных дел Ордин-Нащокин, который предлагал заключить с поляками союз. За это его прогнали. Теперь нужен поворот. Война многому научила наши народы.
— Да, это верно — согласился Грабский со вздохом.
— Ну что же, если у пана Миколайчика больше нет вопросов, то нашу беседу можно закончить в 12 часов.
— Нет, больше у меня вопросов нет, — поспешно ответил польский премьер. И, не удержавшись, снова заговорил о том, что его беспокоило больше всего:
— Как товарищ Сталин предлагает окончательно урегулировать вопрос о советско-польской границе?
— А этот вопрос, я думаю, нужно будет решать, когда будет существовать единое польское правительство. Для этого нужно будет пану Миколайчику переговорить с представителями Польского комитета Национального Освобождения.
Возможно, в этот момент Сталин вспомнил фразу из послания Черчилля еще от 27 февраля 1944 года. Английский премьер писал тогда, не скрывая сарказма: «Смехотворны претензии Миколайчика на земли на Востоке».
Точка была поставлена. Что Миколайчику можно было ответить? Он и ответил, что готов это сделать…
И Сталин, словно продолжая прерванную мысль, добавил:
— Вашу встречу с представителями Польского комитета Национального Освобождения организует товарищ Молотов. Она может состояться в ближайшие один-два дня, в Москве или в Киеве, смотря по тому, где это будет удобно пану Миколайчику.
Что оставалось польскому премьеру-эмигранту? Только поблагодарить товарища Сталина за гостеприимство.
Остальные члены польской делегации молчали. Да и что было говорить: их надежды стать равными партнерами в переговорах рассыпались прахом. Они вдруг поняли, что все их попытки были с негодными средствами… О Варшавском восстании больше не было произнесено ни слова.
Эта встреча льва с котенком продолжалась два с половиной часа.
Запись этой исторической беседы, сделанная переводчиком Сталина В. Павловым, человеком, отличавшимся просто феноменальной памятью, попала в руки историков сравнительно недавно. До этого все писавшие по данному вопросу пользовались записью, сделанной польской стороной и направленной, естественно, в английский МИД.