Варвар, который ошибался

– А вот в этого! – Дедуля указал на сопливого, но уже плечистого пацаненка. Им, по странному стечению обстоятельств, был я.

– Этого? – безмерно удивился клирик, в то время как я, плюнув на приличия, достал из кармана платок, похожий на измятый и застывший ком глины, и, разломив его, трубно высморкался в две половинки. – Это ваш…

– И вот в этого! – Кургузый палец Трампа перепрыгнул на здоровенного Фрого Мегарона Джарси, который энергично жевал медовую коврижку.

– Э…

– И вот в этого! – Тут палец дедушки указал на глубоко беременную Мэй, супругу Годрика Вшивого. Мэй немедленно разрумянилась.

– И этого!

– И этого…

– И еще вон в того, с брюхом… У-у-у! Кринти, повернись к обществу! Не смотри, что у него под глазом слива, я в него верю! Я верю в каждого человека в моем клане, и каждый человек в моем клане верит в себя и других. Этой веры нам достаточно. Да, мы не безгрешны, но мы живем и умираем людьми! Так говорит наш Кодекс: всегда и везде быть человеком. Гритт и Великая Торба, ты слышишь? Мы живем и умираем людьми! А если твоя вера не предусматривает для таких, как мы, настоящихлюдей вне твоей веры, истинного посмертия, то разве она праведна? И на хрена нам нужно твое посмертие, если мы войдем в него стадом безмозглых покорных баранов? Приняв твою веру, мы истребим в себе разум и все доброе, что есть в нас сейчас, мы перестанем быть людьми, это ты понимаешь?

Дедушка тяжело задышал. Брат Тенезмий пугливо пялился на него. Бледные уста немо шевельнулись.

– Знаешь что? – сказал дедушка. – А ведь мы верим в Творца. Это он вытряхнул на поверхность земли из Великой Торбы все живое. И дал ему, только представь – свободу воли. И только мы решаем, быть нам зверями в людском облике или настоящими людьми. Но мы не верим тем, кто приходит насаждать именем Творца власть и сшибать с нас золотишко. Ведь ты не первый, нет. Бывали у нас миссионеры Атрея всех конфессий, и служители Чоза Двурогого и Трехрогого, и даже адепты Рамшеха, которому поклоняются на Южном континенте… И никто, ни один из них толком не ответил на простой вопрос: на кой всесильному богу, устами коего говорят его жрецы, нужны мои деньги?

Брат Тенезмий промямлил что-то насчет «смирения», «украшения храмов» и «искупления грехов», но быстро стушевался под взглядом Трампа.

– Знаешь что? – повторил дедуля. – Перебьешься. Не было у нас королей, дворян и жрецов, не было и не будет. Есть и были – люди. Порядочные, честные. Мы верим в человека и его земной путь. И каждому на этом земном пути воздаем по истинным заслугам его, а не по власти и богатству… Гритт и Великая Торба! Мы живем и умираем честными людьми. Честными – от слова честь, святоша! Напиши это себе на лбу золотой краской!

– Но я все же попробую повернуть вас к свету истинной веры… Веры в Великого Атрея! – заикнулся клирик.

– Попробуй, – кивнул дедушка. – Рискни. Раньше я выпроваживал вашу братию из клана пинком под зад. Но ты, я вижу, человек хороший… У-у-у, честный упрямец. Потому я дам тебе шанс. Начни с общинного свинарника. Там как раз не хватает рабочих рук. В свободное время разрешаю гнать пур… проповедовать взрослым Джарси. Но если я услышу, что ты навязываешь свое учение подросткам до семнадцати лет – будешь порот и изгнан из клана.

С тех пор брат Тенезмий смотрел за свиньями. Он наложил на себя епитимью не покидать клана, пока не повернет к свету истинной веры хотя бы одного из Джарси.

Бедняга обрек себя на жизнь в нашем клане до самой смерти.

Он пытался проповедовать у ворот свинофермы каждое утро и вечер. Эффект от проповедей брата Тенезмия был – они веселили душу, от них поднималось настроение даже у тех, кто маялся похмельем.

– Эк заливает, а! – говорили в народе и весело смеялись, передавая речи брата Тенезмия о всеобщем и личном прижизненном смирении. – Смирение, вы слыхали, да? Расслабься, когда тебя бьют, ага! Возлюби пастыря своего и короля своего, нет, вы слышали?

За годы клирик стойким и честным трудом дослужился до смотрителя свинофермы. Не думаю, впрочем, что такое повышение в должности даровало ему душевный покой: он стал еще суше, еще желчнее и, как говорят, тайком заглядывал в кружку с горячительным, а еще наловчился так ругаться, что даже дедушка Трамп завидовал.

* * *

– Утро доброе, – сказал я.

Брат Тенезмий скупо кивнул и покосился на тролля. На поясе Верхогляда связанными лапками кверху висели три пеструшки. Пока тролль стягивал им лапы, одна умудрилась от испуга снести яйцо.

– Четыре порося… – прогудел Зелмо, показав Тенезмию три толстенных пальца.

Клирик поджал губы. Согласно постулатам пророков Атрея, тролли не имеют души, а стало быть, не могут быть спасены духовной силой при жизни, дабы вознестись на небеса, следственно, тратить на них силы бессмысленно, более того, обращаться с такими существами следует как с животными.

– Пусть выберет четырех десятимесячных подсвинков, – сказал я. – Заработал.

Брат Тенезмий отпустил крепкое и, несомненно, греховное ругательство.