Варвар, который ошибался

Неужели он начал превращаться в настоящего человека?

Пожалуй, стоит свести его с Мэй, вдовой Годрика Вшивого…

* * *

– Все помнишь? – спросил я у Шатци, когда Зелмо, бросив на плечо торбу с визжащими поросятами и бочонком прокисшего пива, утопал на юг, в свою семейную – представьте, у него была супруга – берлогу.

Брата колотило, как в лихорадке.

– Д-да… – Он посмотрел на меня, расширив глаза: пацан пацаном. И что в нем бабы находят? – Ты не сплохуешь, Фатик?

Вместо ответа я показал ему кулак.

– Вечерком отпразднуем.

– Я боюсь, ох! Я сбегу, ох, слушай, Фатик, я не выдержу, я сбегу!

– Джарси не бегают от опасности.

Его полные губы – обличавшие того еще волокиту-развратника, затряслись мелко-мелко.

– Не мо-гу-у! Я сбегу, Фатик! Ей же ей, сбегу!

Я двинул его в солнечное сплетение. Это был скромный отрезвляющий удар костяшками правого кулака. Брат сперва согнулся, затем с хрипом выпрямился. Румянец залил его щеки.

– Сможешь.

– Не знаю… Мне страшно, Фатик! Я боюсь дедушку!

Я ударил его снова – в то же место.

– Дай мне слово Джарси, что никогда не сбежишь.

– Во… о-о-оххх… Вообще ни от чего? Ни от кого?

Я ударил его в третий раз – изо всех сил, по-настоящему больно.

– Хм. Нет. Дай мне слово, что в ситуации, которая пугает тебя до чертиков, но в которой ты можешь победить – ты не сбежишь.

Он, согнувшись, смотрел на мой кулак у своего лица.

– Хо… хорошо. Я… даю слово Джарси!

Он держал его ровно час.

Конец второй интерлюдии, мы возвращаемся в Одирум.

9

Припав на колено, Олник осторожно заглянул под хвост черному козлу – лохматой бестии с загнутыми тяжелыми рогами.

Мальчик трусливо мемекнул. Пахло от него как от козла. Думаю, вы знаете, как пахнет козел. Если не знаете – я скажу: так пахнет ночь в аду.

В глазах гнома застыло жалостное выражение.

– Не-е-ет, Фатик, я не буду доить!

– Вирна настояла! В контракте написано – доить будет красивый статный гном с огненным взглядом.

– Правда? Так и написала?

– Истинная.

– А поклянись?

– Клянусь тебе всеми святыми! – в которых я не верю, следовало бы добавить. – Горными богами, богами небес и силами латентного волюнтаризма!

Волюнтаризм произвел на гнома особенно сильное впечатление.

– Ну-у… коли так – ладно! Но за каждую дойку ты мне будешь должен один золотой реал!

– Даю слово Джарси – оплачу.

Олник приосанился и повеселел. А мог бы, раскинув мозгами, потребовать контракт (в этом случае я бы сбрехал, что контракт остался у Вирны). Тщеславие, что ты делаешь с нами!

Доить, скажу меж строк, умели мы оба – Олник, как и я, хлебнул горюшка во Фрайторе на разных, крайне интересных работах.

Виджи смерила меня неодобрительным взглядом. Я пожал плечами – ну ты же знаешь, я лгу для общего блага!

– Фальтедро опережает нас на три дня, – сказала она внезапно. – Твой брат и зерно нерожденного бога едут в Талестру.

– И мы едем туда, – промолвил я. – Что ждет нас там, Виджи?

Она промолчала, только взяла меня за руку и стиснула пальцы.

Дело было на рассвете, недалеко от стен Ирнеза (малиново-розовое солнце и пение птиц прилагается). На небольшой мериносовой ферме, откуда нам следовало начинать путь, присутствовали я, Виджи, Олник, Самантий Великолепный, Тулвар (будь он неладен миллион раз), двое плечистых возниц, Маммон Колчек – приданный мне в качестве охраны, и один из бухгалтеров Вирны со странным именем Карл. Ростом с Олника, он носил широкополую шляпу и производил впечатление карася, выкинутого на берег – клевал носом, пучил глаза и все время держал рот открытым.

От Вирны я получил два фургона, крытых серой, как крысиные шкурки, тканью. Один для пассажиров, второй для груза. Каждый фургон о шести колесах, запряженный четверкой лошадей. По южной моде, дуги такого фургона загибались, образуя заостренную верхушку, от чего конструкция издали напоминала чесночную головку.

Я кликнул бывшего напарника и полез в фургон смотреть оккультное карго. Растолкал мешки с экипировкой и жратвой, по большей части, предназначенной для прокорма профитролля. Олник пропихнулся внутрь, и тут же громогласно чихнул: профитролльи сухари давно заплесневели и источали аромат на весь фургон. Но пахли не только они.

Напиток из ягод моджи вонял мокрым веником и давлеными мокрицами. Вместительные жестяные бочонки стояли у одной стены, прихваченные к дощатому полу широкими кожаными ремнями. Кусты вангрии – какого-то невзрачного, блеклого растеньица с мелкими оранжевыми цветами – находились у другой стены: каждый горшок установлен в круглую прорезь прочной деревянной подставки, накрепко приколоченной к полу. Свет падает из клапана обтяжки фургона. Если идет дождь – клапан можно закрыть, просто потянув за веревку.

Над цветками вились мошки и несколько пчел. Цветы привлекали их запахом, напоминавшим мне об общинных свинарниках в клане Джарси, которыми все еще заведовал брат Тенезмий.

– Значит, крышки бочонков открутил-закрутил, полил цветочки – и гуляй, рванина. Сечешь, Олник?