— Мне одному было страшно, — вдруг признался он, удивляясь самому себе. Поднял руку, провел пальцами по щеке Илмари, стирая полоску грязи. — Я хотел убежать и спрятаться. Меня не учили драться вот этим, — Тьен продемонстрировал нож. — Я и стреляю-то так себе.
Взгляд Илмари потеплел. Он положил ладонь на плечо Филиппа, погладил, слегка сжал.
— Я потом тебя научу. Против десятка, конечно, не потянешь, но от одного отбиться сможешь, если что.
Где-то сбоку послышались шум, крики, и Филипп обернулся.
Все, что произошло затем, он видел как-то замедленно, словно время остановилось и секунды растянулись в минуты.
Один из пленников — широкоплечий, заросший волосами и неопрятной бородой мужик — вырвался из рук державших его мальчишек и бросился вперед, по пути вырвав у одного из своих охранников оружие. Кто-то кинулся ему наперерез, падая в ноги. Разбойник споткнулся, рухнул на землю, последним усилием швыряя вперед короткое копье с острым, сверкнувшим в пламени факелов жалом.
Филипп как завороженный смотрел на летящую к нему смерть, не в силах сдвинуться с места. А потом Илмари изо всех сил толкнул его в плечо, Тьен не удержался на ногах, упал, больно ударившись копчиком о камни. И в это мгновение жало копья вошло Илмари в грудь справа, с отвратительным хрустом ломая ребра и разрывая плоть.
Варгарец повернулся, схватившись рукой за древко. С изумлением провел по нему ладонью, словно не понимая, что произошло, и повалился набок.
Дальнейшее Филипп помнил плохо. В памяти остались какие-то отрывки, обрывки — разрозненными кадрами из вижена. На одном к Илмари бросались люди, поднимали и несли на руках в замок. На другом разбойника рубили мечами, и в стороны разлетались кровавые ошметки. На третьем Филипп сидел у постели Илмари и тряпкой вытирал пузырившуюся на губах кровавую пену. На четвертом он рылся в своей сумке, единственном «приданом», захваченном из Миссии в геликоптер — баулы ехали с караваном, — и пытался отыскать там тубу с экстрактом солара…
Были и еще кадры: плачущие женщины, склонившийся над Илмари бледный до зелени лекарь с непривычными для местных соломенного цвета волосами, обломанное жало копья на полу рядом с окровавленным древком, упавший из держателя на стене факел, расплескавший по полу огненные брызги.
Но это запомнилось смазанными нечеткими картинками, потому что все на свете заслоняло белое лицо Илмари с закатившимися глазами, судорожно плясавшая на его шее голубая жилка и сведенные в судороге пальцы, которыми он ухватился за руку Филиппа, когда на мгновение пришел в себя. Ухватился и не отпускал — будто Тьен был единственным, что могло удержать варгарца в жизни.
А затем потянулись одинаковые томительные дни, полные запаха трав, солара, крови и пота. Илмари боролся изо всех сил, и вместе с ним боролся Филипп. Он и сам не понимал — зачем.
Смерть мужа избавляла его от дурацкого навязанного брака, оставляя преимущества члена королевской семьи. При этом никто не упрекнул бы Филиппа в преднамеренном убийстве — нападение разбойников на крепость он не сумел бы спланировать даже при огромном желании.
И все же он не мог представить себе Илмари мертвым. Не мог и не хотел, словно несколько проведенных рядом дней и ночей намертво связали его с упрямым светловолосым красавцем-принцем, который сейчас беспомощно распластался на перинах, выкашливая из себя жизнь вместе с коричневыми ошметками свернувшейся крови.
Филипп практически не отходил от его постели, вглядываясь в мучительно искажавшееся во время кашля лицо, вытирая пот мокрой тряпкой, поднося к губам поильник с водой или бульоном. Конечно, кроме него рядом с Илмари находились сиделки, да и лекарь дневал и ночевал в неудобном кресле, отказываясь покидать помещение. Но Филиппу казалось: если он делает что-то сам, Илмари становится немного легче.
Потом была кошмарая ночь, когда варгарец едва не умер. Он задыхался, кашлял, хватался слабой рукой то за горло, то за грудь, то за пальцы Филиппа, выплевывал какой-то отвратительно пахнувший настой, которым его пытался поить лекарь, и трясся в ознобе. Это было жутко, до умопомрачения жутко, и Тьен в конце концов плюнул на все, лег рядом, обхватил Илмари руками и прижал к себе, пытаясь согреть.
Он давно уже не задавал себе вопросов, зачем и для чего спит вполглаза и вполуха, мажет драгоценным соларом страшные воспаленные раны между ребер и на спине, не доверяя это лекарю, целует вечером и утром бледный высокий лоб, желая варгарцу шепотом спокойной ночи или хорошего дня.
Просто так было правильно. И он делал это, не вспоминая о том, что муж спас ему жизнь, и не стараясь расплатиться.
В день низкого солнца, который на Варгаре считался переломным днем зимы, Илмари впервые попросил есть. И в этот же день, только немного позже, Филипп наконец-то узнал, кем на самом деле является лекарь, которого в крепости почтительно именовали Мастером-целителем.