– Как ученый, хоть и не состоявшийся, – прокричал он, развернув ко мне голову, – могу сказать, что падаем со скоростью примерно сто двадцать километров в час.
Холод пробрался в самую душу, я простонала:
– При таком раскладе врежемся в землю меньше чем через минуту.
Повинуясь рефлексу, я сунула ладони подмышки и опустила подбородок на грудь, пытаясь сжаться в позу эмбриона, словно в ней смогу защититься. Меня тут же завертело, показалось даже, скорость возросла.
Неожиданно раздался треск, не сразу поняла, откуда. Только когда коже стало слишком тепло, сообразила – трещит платье.
Мелькнула мысль, сейчас разойдётся по швам, и я рухну не просто в лепешку, а в полуголую лепешку.
Но вместо этого платье заискрилось белыми точками, приближение земли заметно ослабло. Ветер в ушах затих, а щеки больше не выворачивает.
– З-замедлилось, – выдохнула я и неверяще глянула на Германа. – Герман, смотри! Замедлилось!
Тот перевернулся на спину и принял положение сидящего в кресле человека.
– Невозможно, – сказал он, засунув одну руку за край пиджака. Вторую все еще сжимаю я. – Это противоречит законам физики.
– Ты сам противоречишь законам физики, – бросила я.
Падение замедлилось до такой степени, что превратилось в планирование, давая время прийти в себя и глубоко вздохнуть. Через пару минут я так успокоилась, что почти забыла, где нахожусь, а мир показался нарисованной картинкой, в которую меня поместили на время. Под нами раскинулся белоснежный ковер облаков, дыры в них затянулись и теперь кажется, что летим над гигантским заснеженным полем.
Пока спускались в закатных лучах солнца и вполне земными облаками, думала о стереотипности расположения Ада и Рая. Если первый внизу, то второй сверху, откуда только что выпала.
– Странно, – сказала я.
– Вы имеете ввиду что-то конкретное? – поинтересовался Герман.
– Да, – проговорила я. – Ни одна религия не говорила о небесных поездах и планшетах в руках Харона. Хотя в техническую оснащенность Ада все еще трудно поверить.
– Я, к счастью, там не бывал, – отозвался призрак.
Я продолжила рассуждать, прислушиваясь к легкому звону, который исходит от платья:
– Возможно, все взаимосвязано и зависит лишь от восприятия. Может и Асмодей с Кафриэлем выглядят иначе. Просто я, в силу своей "человечности", вижу их в облике рогатого и крылатого.
Герман почему-то обиженно насупился и произнес:
– Самое время философствовать.
Высота уменьшилась, мы погрузились в очередное скопление облаков. Если в окрестностях Рая они были чистыми, как свежевыстиранные простыни, то эти самые настоящие. Мокрые и холодные. И хотя платье защищает от погодных условий, щеки открыты и их колет замерзшими льдинками.
– Куда же мы движемся? – чересчур любезно поинтересовался Герман, который тумане облаков кажется прозрачным.
– Не знаю, – ответила я. – Мне все еще нужно на инициацию. Так что движемся на нее.
– И где она?
– Понятия не имею.
Не знаю, сколько пролетели, но платье стало сырым. Джинсы под подолом тоже намокли. Я вздрогнула, чувствуя, как холод пробирается внутрь, и приготовилась к тому, что мокрая ткань потеряет магические свойства.
Но платье держалось. Спустя минут десять стало теплеть, мы вынырнули с нижней стороны облаков и медленно поплыли вниз.
Земля с этого ракурса, словно хаотично расчерченный и разрисованный лист бумаги, как на фотографиях со спутников. Зеленые и бурые квадратики разных оттенков, круги и пятна. Некоторые кусочки накрыты рваными тенями.
– Это от облаков, – проговорила я себе.
Герман, которому падение вообще безвредно, перекинул ногу на ногу и пригладил и без того прилизанные волосы. При свободном падении их крепко утянуло назад.
– Вы мне? – поинтересовался он.
Я перевела взгляда на блестящую полоску реки. Она извивается среди зеленого полотна и теряется где-то в горах, откуда, скорее всего, и начинается. Закатные лучи заливают мир теплым оранжевым светом, совсем не похожим на ледяное райское сияние.
Чуть дальше возле реки что-то вроде деревеньки. Отсюда видны темные крыши домиков и обширные дворы с оранжевыми пятнами.
– Нет, сама с собой разговариваю, – сказала я и указала на поляну в средине кудрявых верхушек деревьев. – Наверное, там сядем.
Мертвец с сомнением посмотрел на меня, но тут же сделал вид, что морщится от солнца.
– Осмелюсь спросить, – протянул Герман, – вы чем-то руководствуетесь в выборе места?
Я пожала плечами, на которых платье покрылось инеем, а поддернутая искрением ткань переливается всеми цветами радуги.
– Просто кажется, что приземляться стоит поближе к деревьям, – сказала я. – Там безопасней.
Спустя минут пятнадцать, мы спланировали на землю. Когда ботинки коснулись рыхлой почвы, испытала такое облегчение и удовлетворение, будто сама посадила самолет.
– Земля, – проговорила я с придыханием. – Какая ты прекрасная и твердая.
– Не поспоришь, – согласился Герман. – Хотя не пойму, как удалось не разбиться. На чем мы, точнее вы, спустились?
В эту же секунду платье перестало потрескивать и искриться. Зато подол начал тлеть, как плотная бумага. Обугленный край быстро разрастался, открывая под собой джинсы.