Варвара. Наездница метлы

Он сажал кулак, тина на ногах стянулась. Затем с утробным хохотом монстр потянул невидимые нити на себя. Меня повалило в песок, затылок глухо стукнулся, шляпа вывалилась, откатилась в сторону и грустно повесила кончик колпака.

Морда анцыбала расплылась еще шире, глаза сально заблестели, а я вцепилась в землю, пытаясь задержать движение.

Герман попытался схватить палку с песка, но та прошла сквозь призрачные пальцы, будто его вообще нет. Потом призрак что-то кричал и размахивал руками, пока меня медленно, но верно тянуло к водяному черту.

Тот скалит зубы и злорадно приговаривает:

– Красота какая. Будешь мне еще одной женой. Утоплю быстро, не боись. Девки у меня хорошие, все молодые. Ты-то постарше будешь. Но не страшно. У тебя фигура хорошая, и грудь, вон, полная.

Обсуждения моих гендерных признаков взбесили. Щеки загорелись, а в груди вспыхнула сверхновая, прокатившись горячим гневом по мышцам, и остановилась в районе пальцев. Я извернулась и подтянулась к путам на ногах.

– Прекрати сейчас же! – гаркнула я не своим голосом и дернула водоросли на себя.

Они оказались гораздо крепче, чем думала, но водяной черт замешкался. На морде мелькнуло что-то вроде озадаченности, он приподнял надбровные дуги и проговорил с усмешкой:

– А то что? Заговоришь до смерти? Или визжать будешь? Если желаешь, верещи, у меня ухи крепкие. Оно даже веселее, когда девка верещит.

Я подняла на него взгляд. Анцыбал переменился в лице. И без того круглые глаза вытянулись, как у скворчонка из мультика, уши-плавники встали дыбом. Только смотрит он куда-то позади меня. Герман у кустов тоже щурится, словно пытается разглядеть мошку в супе.

Пришлось оглянуться, но увидела лишь заросли рододендрон и редкие березы за ними. Нервно дернув плечами, я вернулась к распутыванию ног, пока анцыбал занят разглядыванием невесть чего.

Прямо перед моим носом прожужжала пчела и, пролетев пару метров, села на кончик шляпы. Несмотря на ситуацию, я остановила на ней взгляд, пчела словно заметила и повернулась ко мне крохотной мордочкой.

Путы никак не поддавались, я уже отчаялась справиться, но водяной черт неожиданно махнул рукой. Водоросли на щиколотках рассыпались в труху и впитались в песок.

– Иди-ка ты отседава, – настороженно произнес монстр и попятился в воду.

Я не поняла причины такой быстрой перемены, но очень ей обрадовалась. Вскочив на ноги, согнала пчелу и схватила шляпу. Насекомое низко загудело и, раскачиваясь, как старый маятник, улетело вверх по реке.

Расхрабрившись, я прикрыла грудь шляпой и выкрикнула вслед водяному черту:

– Испугался? Давай-давай! Нечего тут приличным ведьмам приставать.

Но анцыбал меня не слушал, только косился мне за спину и хмурил брови. Когда отошел метров на пять в воду, видимо, поближе к своему омуту, сложил на груди руки и сказал угрюмо:

– Что-то не так тут. Не вижу, но чую. Уходи недоведьма. Нет. Убегай!

С этими словами он надулся, как жаба под дождем, ветки на спине застучали и вытянулись. Анцыбал вытаращил глаза и быстро погрузился в воду.

Когда последняя коряга на спине скрылась в пучине, я развернулась к Герману. Тот стоит и переводит взгляд с реки на рододендрон и обратно. Лицо растерянное, словно хочет что-то сказать, но не знает, как.

– Что таращишься? – гаркнула я и развернулась. – Бежим за пчелой, пока эта чуда-юда не вернулась!

– За пчелой? – изумился призрак. – Почему?

– Не знаю, – бросила я, отряхивая джинсы. – Чутье.

Потом был бег. Долгий, изматывающий. Песок под ногами мелкий, как мука, ноги вязнут, пятки проваливаются, отталкиваться трудно. Без чудесного платья терморегуляция превратилась в человеческую, я вспотела, как запареная мышь, а сердце стало выплясывать что-то вроде ирландской джиги.

Наконец, солнце село, и дышать сразу стало легче. Небо побледнело и приобрело сливовые оттенки разной яркости. Вода в реке размеренно журчит, а кровь в ушах гремит набат. Во рту пересохло, легкие саднит, единственный плюс от этой гонки – мне не холодно, а по спине и лбу пот градом.

– Главное, – пробормотала я запыхиваясь, – не останавливаться резко…

– Почему? – учтиво поинтересовался Герман, который выглядит бодро, насколько это может получаться у призрака.

Все еще захлебываясь дыханием, я пояснила:

– Говорят… если коня не прогнать пару кругов после скачки, он испортится.

– Да? – спросил он, плывя на почтительном расстоянии от меня, чтобы не заглядываться на белье. – И что с ним станет?

– Не знаю, – ответила я, сглотнув. – Но я становиться загнанным конем не хочу. К тому же, воздух остыл, а я мокрая.

Наконец усталость взяла верх, я остановилась и наклонилась, уперев ладони в колени. Несколько секунд стояла, приводя дыхание в порядок, и ждала, когда перед глазами перестанут плавать цветные пятна.

Справа возник Герман, такой же бледный и прозрачный, как в момент старта.

Я потрогала нос, который болеть совсем перестал, и проговорила с выдохом:

– Везет тебе…

– Извиняюсь, в чем? – поинтересовался призрак.

– Летаешь везде… никакой усталости.

– Вы тоже можете. Вы ведь ведьма, – напомнил он.

Я кивнула.