Варварин свет

Никита долго не мог заснуть — слишком много тревожащих, наводящих ужас мыслей крутилось в его лохматой голове, и все о сегодняшнем дне. Когда он пытался подумать о будущем, его сковывал страх от того, что он может остаться собакой навечно. Варя ворочалась и тяжело дышала. Никите показалось, что он только заснул, только провалился в чёрный сон без сновидений, как Варвара вновь хлопнула в ладоши:

— Пора. Подожди здесь, я схожу умыться.

Когда она вернулась с реки, причёсанная и гораздо более свежая, чем после беспокойного сна, Никитина очередь настала плескаться в водице без вкуса и запаха — а и всё равно приятно! Напился вдоволь! Говорят, вода не мутит ума, только то не о собаках — о людях. Увлёкшийся Никита чуть не забыл, что у них дело.

Помчался в весь дух, чтобы ветер подсушил шерсть, а у домика резко остановился. Сидит на крыльце кто-то в сандалиях, коротких широких брюках, распашонке белой и огромной соломенной шляпе, закрывающей лицо. На шее мешочек висит. Принюхался и по-собачьи рассмеялся — гхав, гхафф! — конечно, Варвара. Но зачем так странно одета?

— Ты голодный, наверное, — спросила девушка, поманив его к себе, — я тоже. Но у меня только хлеб да лепёшка с сыром. Прости, царский сын, нечем тебя потчевать кощеевой сестре.

Никита набросился на кусок хлеба, как будто неделю не ел. Варвара отщипывала по кусочку то сыра, то лепёшки и не спешила есть.

— Смотри, — говорила девушка. — Сейчас раннее утро. Солнце только встаёт. Я это чувствую. Любава так не умеет. Там восток, — она указала на горизонт за избушкой.

Наверное, ей просто нужно что-то говорить, чтобы не переживать, догадался Никита. Он постарался жевать медленнее, чтобы выглядеть прилично. Нельзя забывать, что внутри собачье-волчьей шкуры прячется хорошо воспитанный человек!

— Есть, знаешь, мир человеческий, Явь. А рядом с ним, как будто там же, но невидимый, мир духов — Навь. А посередине — Междумирье-Межречье, которое построил Кощей, чтобы отгородить людей от всего страшного, от чудовищ, что в Нави хозяйничают. Так построено: Явь — река — первая сестра — река. Вторая сестра — река. Третья сестра — река. Дворец Кощея. А дальше, наверное, тоже река. Там я не была. Кажется, что идёшь вперёд, но на самом деле реки перемещают тебя между этими мирами, которые в одном месте… Ты просто оказываешься на другом слое. Непонятно? — вздохнула Варвара.

Никита гавкнул — можно было бы и понагляднее объяснить. Сделал брови домиком.

— Это всё, как… Как блинный пирог. Каждый мир — блин, а между ними сметана — молочные реки. Но не плоские. Не в плоскости… — Варвара, кажется, и сама запуталась. — В общем, я хотела сказать, что солнце только в Яви светит, но я его каким-то даром чувствую. Ладно, пойдём.

По дороге из опавших иголок, которые под лапами ощущались совсем не так, как ощущались бы босыми ногами, они дошли до огромной светлой колонны в поле грибов, окружённом самыми тёмными елями.

— Это обелиск, — сказала Варвара. — Он был создан, когда только создавался мир людей. На нём рисунки: это слова, обозначающие разные места. Камушки чёрные видишь? Они не просто так раскиданы. Иди за мной очень осторожно.

Варвара пошла вперёд по грибам, сама напоминая в своей соломенной шляпе огромный гриб. Никита подметил, что некоторые поганки и мелкие мухоморчики были недавно растоптаны. От них шёл странный запах, острый, сырой, но приятный.

— Ты только не пугайся. Дыши.

Девушка наклонилась, одной рукой взяла Никиту за загривок, а другой подняла чёрный блестящий камушек.

Никита не успел испугаться, да и подышать тоже не успел. Земля ускользнула из-под лап, но тут же под ними оказалась другая. Нос заполнили яркие, незнакомые запахи, а в уши хлынул шум, голоса, лай, крики птиц, звон и отдалённый стук.

— Дыши, дыши, — шёпотом приговаривала Варвара, удерживая заметавшегося было Никиту за холку.

Покинув пыльный закоулок меж глиняных стен низких домиков, покрытых соломой, Варвара и Никита окунулись уже в настоящий шум и гам торговой улицы. Толпились люди, одетые, как Варвара. Спорили с торговцами. Кто-то тащил телегу на одном колесе, гружёную навозом. Тут и там стояли палатки, скрытые от палящего солнца огромными сухими листьями. Продавцы, все как один черноволосые, черноглазые, некоторые с тёмной, в цвет медвежьего меха, кожей, орали что-то на непонятном языке, махали Варваре. Один, с запятнанным фартуком на толстом пузе, игриво подзывал Никиту, подманивая его куском мяса. У Никита потемнело в глазах от голода, и он рванулся вперёд.

— Стой, — зашипела Варвара. — Это он хочет, чтобы ты сожрал, а я заплатила.

Никита виновато поджал хвост и теперь старался отвлекаться от запахов на звуки. В этом ему помогла стая огромных зелёных птиц, с криками пролетевшая прямо над головами. Потом он заметил бежевого пса, а тот заметил его, да как разлаялся! Никита сдержаться не мог и ответил громче, чтобы тот знал, кто тут главный. Какая-то бабка завопила, перекрикивая псов, грозя Варваре кулаком и указывая на Никиту. Тот затих, а бежевый продолжал заливаться, хоть и стоял на месте. Торговцы поддержали бабку.