Варварин свет

Кау отпустил подбородок девушки, и она с шумом вдохнула воздух, потерявший запах.

— Представь, смертная. Твоя мать, твой отец, их матери и отцы, их предки — каждый нёс каплю крови древних людей, заигрывавших со временем и проигравших. И только в тебе она проснулась. Может ли быть, что только для того, чтобы спасти эту душу?..

На лице существа заиграла улыбка.

— Мне будет о чём поразмышлять в следующем интервале безвременья. Ты сегодня сыграла с вечностью в игру и не проиграла, смертная. Прежде чем покинуть мой Зал, прими сей скромный дар.

Кау протянул руку в костёр, вытащил прыгающий огонёк и сжал его в кулаке. Когда он разжал его, на ладони лежал алый тюльпан на обломанном у самого цветка стебле.

— Что это? — спросила Варвара.

Свободной рукой она приняла подарок. Тюльпан был очень тяжёлым. Не мог он быть простым цветком! Варвара аккуратно уложила его в карман потрёпанного сарафана, удостоверившись сначала, что там нет дырок.

— Смертная, я возношу хвалу твоей мудрости! — ухмыльнулся Кау. — Она и подскажет тебе, в чём суть дара. Впрочем, что-то подскажу тебе я. Ты не задала правильный вопрос, но я прощаю тебе эту ошибку, ибо ты хорошо развлекла меня. Поверь, это сложная задача. Спроси меня, как поместить живую душу в мёртвое тело?

— Как поместить живую душу в мёртвое тело? — послушно спросила Варвара. От запоздалого понимания, какими могли быть последствия без этой непрошенной милости существа, у девушки потемнело в глазах.

— Душа — это последний выдох. Вдохни в его тело жизнь.

— Мне для этого нужно…

— Мудрость твоя безгранична, — с притворной серьёзностью сказал Кау. Варвара видела, что он потешается над смертной, продляя себе удовольствие.

Чувствуя себя предельно глупо, Варвара поднесла душу Кощея ко рту и под одобрительный кивок существа вдохнула её. Защекотало в груди. Сразу же захотелось чихнуть. Девушка в ужасе защипнула нос пальцами и закрыла рот ладонью.

Кау искренне расхохотался, распространяя вокруг вонь болиголова. Варвара сложила ладони у груди и согнулась в глубоком поклоне.

Когда она подняла голову, Существа уже не было. Трава тоже исчезла, обнажив слюдяную поверхность, искрящуюся в пламени костра. Варвара оглянулась на детей. Девочка указала пальцем в сторону. Там зиял провал треугольника. Дети первыми последовали в черноту. Варвара оглянулась напоследок, мысленно желая душам спокойного отдыха и сделала шаг в треугольник.

— Когда закончится твоё время в Яви, я с радостью и уважением встречу твою душу, — раздалось ей в след.

Глава 23

Любава, боясь шевельнуться, смотрела, как зарастает рана на груди. Шаги Марьи раздались за спиной. Царевна остановилась у Фимки и принялась распекать её:

— Это всего лишь гарь! Что ты возишься?!

Прикрывая бутылёк тряпкой, Любава приоткрыла веко Кощея, капнула туда мёртвой воды, потом проделала то же самое со вторым глазом. Ей показалось, что густые ресницы, которым можно было только позавидовать, дрогнули.

Каплю в центр лба. По телу Кощея пробежала едва заметная волна дрожи.

— А ты что тут творишь?!

Марья резко дёрнула Любаву за локоть, и та, поскользнувшись в неудобных тапочках, упала на пол. Бутылёк ударился о пол и разлетелся на осколки, оставив на полу прозрачную лужицу. Стекляшки и капли искрились в свете заходящего солнца. Любава забыла, как дышать.

— Ты разве не блондинкой была? — вкрадчиво поинтересовалась Марья и дёрнула девушку за развязавшиеся из пучка косы.

Любава оттолкнулась руками от пола, вскочила и со всего маху залепила бывшей сестре пощёчину. Та от неожиданности отступила, и Любава изо всех сил оттолкнула её. Марья не удержалась, села на пол и неожиданно расхохоталась:

— Птичка сама прилетела в клетку!

Любава бросилась к осколкам, пальцами набрала из лужицы воды в ладонь, сколько смогла — ведь нужна лишь капля! Ладонь начала покрываться лиловыми пятнами от прикосновения мёртвой воды. Девушка метнулась к телу Кощея, раздвинула губы, покрытые коркой крови, стряхнула с пальца каплю. Как же жжёт! Боль двигалась к локтю, а кисть начала неметь.

Марья схватила Любаву за косы, развернула к себе, повалила на скамью, прижала своим телом. В глаза ударил оранжевый свет заката из окна в потолке. Любава чуть не подавилась камушком — рано выплёвывать, сердце должно забиться. Марья дотянулась до шеи Любавы и сжала её своими тонкими пальцами, испачканными в угле. Любава отбивалась здоровой рукой — вторая уже онемела до локтя, пиналась ногами, с которых слетели дурацкие тапочки, хрипела, отворачиваясь от пьяного дыхания Марьи… В глазах начало темнеть.

Тук-тук.

Тук-тук.

Любава схватила Кощея за руку и выплюнула камень Марье в лицо.

* * *

Никита стоял на вершине холма. Перед ним, на плоском куске скалы, выпирающем из покрытой редкой травкой каменистой почвы, лежали три яблока. Светло-жёлтое, костяное. Чёрное из обожжённого дерева. И серебряное, то, что единственное отражало заходящее по правую руку солнце.