Варварин свет

— Варя… Я должен тебе столько всего сказать…

— Потом скажешь! Когда вернёшься! Время… — пересилив себя, прервала его девушка.

— Я вернусь, Варварушка, — шепнул Кощей-Лушеан, накинул на шею платок и исчез. Щель закрылась, заставив мир вздрогнуть.

— Варенька, Варя! — заговорила Любава. — Он же смертный теперь! Без защиты пошёл, без оружия! Как так!

Варвара села на землю и закрыла лицо руками. Слёз не было. Её трясло крупной дрожью. Любава села рядом и обняла сестру. Она тоже боялась — за Никиту, за Кощея, за мир.

* * *

Никита пошатнулся от очередного удара, успев отбить два других. Он начал уставать и реагировал медленнее, поэтому сосредоточился на обороне. Синемордый же всё ещё пребывал в настроении поиграть, поэтому до сих пор не пальнул в Никиту синим пламенем. Так, развлекался, плевал огоньками под ноги. Гонял юношу по вершине холма, с которой некуда было отступать. Потешалось синее чудище. Шум битвы наползал снизу, со всех сторон, приближался наперегонки с сумерками.

— Пади и дай мне секрет доспех, — прорычало чудище.

Никите попятился от двух пар яростно сверкающих мечей, понимая, что у него остались силы поднять меч в последний раз. Но он не успел. Синемордый ударил юношу ногой в грудь. Никита упал, выронил меч, и мощная нога вжала его в землю.

«Конец. Прости, Любава», — подумал Никита.

Синемордый победно взревел и поднял все руки в воздух. Никите показалось, что что-то неуловимо свистнуло, но не стрела. У самого уха раздался знакомый откуда-то голос:

— Приготовься.

Меч подлетел и лёг Никите в руку.

— Кощей? — прошептал юноша.

Синемордый взревел:

— Кощей?! Кощей мёртвый во дворце, Кощей мёртвый в Нави! — смердящая пасть наклонилась над Никитой: — И ты будешь мёртвый везде.

Вдруг он заорал. В его глазу торчал алый тюльпан. Цветок вспыхнул ярким пламенем, и по равнине, по склонам холма пронёсся общий крик, вторящий крику Синемордого. Никиту кто-то рывком поставил на ноги и сказал:

— Руби, богатырь!

В Никиту словно влили новых сил.

Со всей округи было видно, как под последним лучом солнца воевода в рогатом шлеме, увитом цепями, размахнулся и одним движением снёс голову Синемордого с плеч. Солнце нырнуло за горизонт, и с ним погасли синие огни.

* * *

— Не узнать вас, господин, — проговорил Тимофей Миронович, поглаживая усы и разглядывая странного молодого мужчину в разорванной рубахе, обнажающей шрамы на груди. Бусины, нити и косы в волосах и чуть раскосые серые глаза цвета дождливого неба — их ни с какими другими не перепутаешь.

Он пришёл на рассвете в лечебный шатёр, забрал половину знахарок, игнорируя грозные крики Ярославы, а уже через несколько минут вернулся, привёл с собой знакомую уже воеводе девушку, которая приходила однажды ночью со страшненькой собачкой и лечила воинов, падая с ног от усталости. Варвара. Она держала странного мужчину за руку.

— И не надо меня узнавать, — ответил, коротко улыбнувшись, молодой человек. — Я умер.

— Зачем вернулись? — строго спросил воевода.

— Чтобы ещё больше людей не умерло, — ответила девушка. — Где Ярослава? Где Аннушка?

— Пойдёмте, отведу, — вздохнул Тимофей Миронович, пряча в усах улыбку.

* * *

Никита сидел на холме у вбитого в землю копья с рваным, грязным изумрудным платком. Знаменосец не пришёл. Много кто остался лежать в вытоптанных обожжённых землях Приморья. Воеводе Никите Михеевичу рассказали, что кое-где уже проклюнулись первые бутоны горецвета.

Любава сказала, чтобы Никита поспал, принесла ему шерстяное покрывало, кувшин с водой, сдобренной какими-то травками. Сама тут же убежала лечить раненых. Кощей обещал привести ей на подмогу часть сестёр из дальнего лагеря.

Воду Никита выпил ещё ночью, но так и не заснул. Сидел, кутался в одеяло. Когда рассвело, смотрел, как кучу тлеющего пепла разносит ветром — всё, что осталось от чудища. Голову-то Никита ему отрубил, но это диковинный цветок уничтожил врага, не он.

В море на горизонте стояли корабли с погасшим пламенем. Приходил Кощей. Сказал, что нужно будет в них разобраться, чтобы отвезти выживших людей по домам — он с такой задачей одними чарами не справится.

Кощей был бодрым, деятельным, словно за внешними изменениями подтянулись и внутренние. А Никита, наоборот, чувствовал себя древним старцем. Он указал Кощею на яблоки, валявшиеся у камня.

— Они твои, — сказал Кощей.

Никита вспылил. Никита больше не собирался надевать эту дрянь. Никита больше не собирался брать в руки меч. Кощей пожал плечами и ушёл.

Пришла Любава.

— Ты бы вышел к людям, — сказала она. — Ты же победил Синемордого. Ты герой.

— Это не я. Без Кощея это я бы сейчас тут кучкой пепла лежал, — проворчал юноша.

— А без тебя лежал бы кучкой пепла Кощей! Никита, да ты себя слышишь? Тебе дымом от синего огня голову помутило?! — сердито сказала Любава. — Ты вообще помнишь, сколько всего ты сделал? Может, скажешь, что мы все тут, кроме Кощея, без дела слонялись? Вообще-то это как раз он лежал и отдыхал, пока мы работали!