Варварская любовь

Она посмотрела на него сквозь крошечное расстояние между ними, как сквозь целую комнату.

Я сделаю тебе минет за сорок долларов. За двадцать, сказала она слишком поспешно, бесстрастным голосом. Я сделаю минет просто за кормежку, блин, даже за гамбургер.

Пропустив поворот, он решил, что мог бы поехать мимо города до Сквамиша или Уистлера или просто развернуться и потратить часы на дорогу. Но он никогда не выбирал такой путь.

Отвезу вас туда, где можно поесть, сказал он ей. Я угощаю.

Он повернул на следующем съезде и нашел какой-то ресторан. Она ела с жадностью, а он сидел и на нее смотрел. Она прикусила язык, губы у нее опухли. Она плакала. Американская девчонка, подумал он.

Я без конца прикусываю язык, сказала она, Господи, что это со мной такое?

Он сказал ей, что все в порядке, просто не надо спешить. Ему и самому было грустно.

И если вам нужно где-то остановиться, пока вы сможете собраться с силами…

После он отвез ее в свой новый дом. Сквозь занавески веяло прохладой, долгие несильные потоки ночного ветра приносили с собой ароматы клумб и барбекю. Все казалось ему каким-то новым, во всем чувствовался новый темп, ритм. Но он ошибался. Колесо судьбы вертится, но оно всегда неизменно.

Британская Колумбия

1986–1987

Пегги была напугана, одинока и потеряна, но она вовсе не была покорной овцой. Она растягивала слова, произношение у нее было не как у красавицы-юанки, но голос ее, низкий и тягучий, почти мужской, очень пригодился бы для проповедей. Франсуа даже подумал, что вот она сейчас потащит его в ванную да там и окрестит, но она предпочла дымить на кухне, замешивать хлеб из отрубей, замачивать семена орехов и бобов и кромсать зелень так толсто, что при виде ее любая корова пожалела бы, что у нее только один желудок. Она рассказала ему о своей семье, о детстве в Алабаме до великого переселения в семидесятые в Виргинию, ради заработка. Закончив школу, Пегги стала путешествовать и в конце концов решила отправиться и в Канаду, на неизведанный север, естественный и свободный. Но было нечто еще – то, что он мельком замечал в ее молчании, в том, как она вдруг теряла нить рассуждений, начинала тяжело дышать, или когда она сказала ему: будь груб со мной. И он подчинился, а она плакала и кричала так, как он в жизни не слышал. Он никогда бы не повторил это, даже по ее просьбе.

Что касается его квартиры, то Пегги призналась ему, что всегда мечтала о загородном доме, и он расторг договор аренды. Сидя в машине в одиночестве, он репетировал свои диалоги с риелторами, вырабатывая голос, который часто слышал в судебных телесериалах у Эдуардо. Вы пытаетесь меня ободрать? – говорил он воображаемому собеседнику. В Мейпл-Ридже он нашел недорогой двухэтажный домик – практичный линолеум, ворсистые ковры, в которых запутывались пальцы ног, складчатый оштукатуренный потолок и обои в нежный желто-коричневый цветочек. С каменным лицом он обработал риелтора – молодого человека, нервно приглаживавшего свою причудливую стрижку, квадратную над ушами и полную розовых проплешин на затылке. Франсуа не стал спрашивать мнения Пегги. Он все решил. Хороший выбор, сказал он ей в тот вечер, ключи уже у меня, переселимся быстро, я уже внес задаток. Каждая комната пахла только что расстеленным ковром, свежей краской или стружкой. Во дворе осталось только два дерева, которые нужно было потом привести в порядок. Аккуратно подстриженные соседские лужайки разделялись между собой штакетником.

Думаю, я тоже так сделаю, сказала она, хотя я бы предпочла вообще не иметь соседей.

К его удивлению, она отказалась от стиральной машины, а купила старинную стиральную доску и стирала все руками. Она купалась в дубовом корыте, объясняя это какими-то особыми свойствами древесины. Вскоре она научилась делать домашний сыр, отцеживая кисляк через марлю – его терпкий дух наполнял весь дом.

А может, нам лучше покупать сыр? – как-то спросил он.

Она развела огород, проращивала злаки, все подоконники были уставлены запотевшими баночками. Как оказалось, несколько лет назад она сменила фамилию и стала зваться «Блоссом», «Цветочек».

Франсуа казался себе персонажем из «Жития святых». Бездомному попрошайке он всегда предлагал заработать, подметя двор, и когда тот отказывался, Франсуа считал себя оправданным. Пегги попросила кусок хлеба, а получила новую жизнь, мужчину, который подобрал ее, обогрел, мужчину, который поступает правильно. Он знал, что ему нужно нечто большее, чем просто бизнес, – нужны семья, дети и план построения стабильного будущего. Но Пегги внушала тревогу. Бывали дни, когда она спала по полдня, вставала поздно, слонялась по дому неумытая и расхристанная и просила оставить ее в покое, когда он спрашивал, что случилось. Иногда поднималась в пять утра и словно молилась на восходящее солнце. А еще бывало, он приходил домой и заставал ее в лютом гневе, и она не знала удержу в оскорблениях.