— В конце концов, к малышу всегда привязываешься и начинаешь его любить, если он хороший малый… Я так и знал, что все образуется… У парня должна быть мать.
Он улыбался в темноте. Как приятно возвращаться домой. Расслабляться под душем после грязи и холода. Как хорошо, что рядом эта женщина с теплым и мягким телом, хорошо, что у Татава братик, они неплохо ладят, иногда, правда, случаются стычки, но это все не со зла. Николь не нравится фисгармония?.. Ну что ж, у каждого свои причуды, впрочем, она привыкнет. А паренек, кажись, без ума от музыки. Вечно прячется под лестницей и слушает Днем он наверняка трогает клапаны и педали, и нередко регулировка регистров бывает нарушена. Когда–нибудь он научит парнишку. И тот тоже сможет сопровождать мессу… Жаль, что Татав, как и Николь, равнодушен к музыке, не его это конек.
Однажды ночью Людо проснулся в холодном поту. Он видел своего отца. Человек, удалявшийся раскачивающимся шагом, обернулся, но хлеставший дождь в последний миг скрыл его лицо. Людо вышел в коридор, двигаясь ощупью в темноте. Ручка одной из дверей поддалась, и он вошел в комнату Николь и Мишо, выходившую во двор. Слышно было, как дождь хлещет по крыше, а отдельные капли гулко ударяют о ставни. Людо шел в полузабытьи, слегка обескураженный тем, что из кровати, поглощенной темнотой, не доносилось никакого дыхания. Кресло, казалось, плыло ему навстречу. Он узнал духи Николь и, вдыхая запах ее одежды, висевшей на спинке кресла, прикоснулся к ней щекой. Затем принялся ползать по комнате на четвереньках, тереться, как щенок, о край кровати, но напуганный внезапно раздавшимся храпом, вернулся в свою комнату и снова лег.
На следующий день вечером, во время ужина, Николь пожаловалась Мишо, что у нее пропал золотой браслет.
— Я думала, что ты его куда–то убрал…
Но он ничего не видел и ничего не убирал.
— Так что же. он сам улетучился?
— Ты могла его просто уронить, — предположил Мишо.
— Я всегда хорошо его застегиваю и прекрасно помню, что снимала вчера вечером.
— Так куда же ты его положила?
— Знала бы — не спрашивала бы!.. Но я его всюду искала.
— Дети, вы не видели браслета Николь?
— Нет, — отвечали Татав и Людо.
Прошла неделя, но поиски все продолжались. Людо помогал передвигать сундуки, нырял под большую двуспальную кровать, выползал из–под нее ни с чем, ощупывал ковры.
Прошло две недели. И вдруг в четверг, во время завтрака, изумленная Николь обнаружила свой браслет на подносе — он лежал на красивом блюдце между тартинками и кофе.
— Вот это да!.. Откуда он взялся?..
— Я нашел его, — сказал Людо. — Сам нашел.
Она держала браслет двумя пальцами на почтительном расстоянии от глаз, словно некий подозрительный предмет.
— Но где же ты его нашел? Мы ведь повсюду искали…
— Он, наверное, расстегнулся и упал. А я нашел.
— Ну так скажи мне, где?
Людо принял таинственный вид.
— Там, у входа, где ставят обувь. Я нашел его в ботинке.
Расстегнув рубашку, он достал из–за пазухи старый грязный башмак и протянул его матери.
— Убери эту гадость, там полно микробов! И не держи прямо над кофе, чертов идиот!.. Но как ты догадался посмотреть в ботинках?
— Когда искал. Я все перерыл. Я начал с первого этажа и сам нашел его.
Николь разглядывала браслет, и губы ее складывались в приветливую улыбку.
— Надо бы сначала промыть его в уксусе… Что–то я не очень понимаю, как ты все–таки его нашел. Но тем не менее спасибо. В сущности, ты, должно быть, хороший мальчик…
Она неловко расставила руки и замерла в замешательстве.
— Что бы ты хотел получить в награду?
Людо покраснел.