Варвары

— Лежать, — просипел Черепанов, прижимая его к земле.

Посреди двора вдруг возник черный силуэт. Без лица. Нет, с лицом. Черным.

Черный замер на миг, перед входом избу, прислушиваясь. Потом вдруг издал короткий, горловой вой и тут же метнулся в сторону, замер сбоку от входа. Отвел руку, изготовившись для удара.

«Вот пес! — подумал Коршунов. — Думает, сейчас выскочат и…»

И сработало бы. Он, Алексей, точно выскочил бы…

Тут он обнаружил, что командира рядом нет. И сразу за спиной изготовившегося убийцы поднялась широкая тень.

Противный хрустящий звук. Чужой осел на землю, командир перехватил копье… Вовремя. За плетнем послышался топот, мелькнул огонь, и во двор ворвалась целая толпа. По крайней мере так поначалу показалось Алексею. Все — чужие, черные с ног до головы, с оружием.

Один с ходу швырнул факел на крышу сарая.

Остальные кучей кинулись на Черепанова. Алексей вскочил, бросился на помощь, но перед ним вырос из темноты еще один, двигавшийся быстро и упруго, как кошка. Удар был стремительным. И почти точным. Копье пропороло рукав, оцарапав руку. Алексей махнул тесаком — черный отпрыгнул, не подпуская к ближнему бою, сразу ударил снова, целя в живот. Коршунов успел перехватить копье за древко, рванул на себя. Черный не догадался или не успел выпустить оружие. Тесак, хрупнув, вошел ему в череп. Алексею показалось: рукоять сама рванулась из пальцев, но он удержал. Лезвие выскочило из раны, и черный повалился Коршунову под ноги.

Раньше Леха никогда никого не убивал. Но сейчас не почувствовал ровно ничего. Не до того было. Коршунов быстро развернулся: как там командир?

В отблеске пожара — солома на крыше сарая уже занялась — увидел. На Генку, мешая друг другу, наседали сразу четверо, черные с ног до головы, в сполохах пламени — как черти в аду. Они бьют и колют, а Черепанов уворачивается (без копья, копье куда-то подевалось) и приседает, уходя от ударов и пытаясь выстроить противников в линию.

Алексей в три прыжка подскочил к дерущимся, с ходу всадил копье в чью-то спину. Попал во что-то твердое: противника швырнуло вперед, копье застряло. Другой чужак ударил Алексея сбоку, тупым концом копья — прямо в печенку. У Коршунова от боли пресеклось дыхание, он выпустил трофейное копье, но устоял, даже отмахнулся тесаком: попал куда-то. Чужак завизжал, как свинья, и пропал, а на его месте возник другой, с секирой. Морда — как негатив: сама — черная, а волосы и бородища — белые. Двумя руками вскинул секиру над головой… Алексей на рефлексе влепил ему, с носка, туда, откуда ноги растут. «Негатив» уронил секиру, взвыл. Коршунов наискось полоснул его тесаком по черной шее — кровь брызнула как из порезанного шланга.

— Леха! Сзади! — хлестнул крик Черепанова.

Коршунов развернулся и увидел, что на него летит здоровенный детина в рогатом шлеме со щитом в одной руке и мечом — в другой.

Алексей еле успел уклониться от падающего клинка… Удар щита отшвырнул Коршунова в сторону, детина с ходу налетел на командира, но Черепанов как-то успел нырнуть вниз, под самый край поднятого щита… В следующее мгновение здоровяк оторвался от земли, перевернулся в воздухе и с маху воткнулся головой в землю. Что-то хрустнуло: может, рог на шлеме, но скорее всего — шея чужака.

Коршунов вскочил на ноги… Но драться больше было не с кем. По двору были разбросаны тела. Некоторые — еще живы. Но самое удивительное, что живы были они с Генкой. Скулу саднило. Алексей потрогал: кровь. Это — здоровый. Щитом.

У командира рубаха вспорота в десяти местах, окровавлена, но непохоже, чтобы кровь была — его.

Черепанов наклонился, мазнул пальцем по черной физиономии одного из убитых.

— Так я и думал, — сказал он удовлетворенно. — Краска.

— Ни хрена себе! — пробормотал Коршунов, оглядывая поле боя. — Где это ты так навострился, командир? Ты же летчик, а не коммандос!

— Всякое бывало, — уклончиво ответил Геннадий. — Ты как, не задели?

— Морду поцарапали… — Голос Алексея дрогнул.

Черепанов, выкручивающий меч из пальцев здоровяка — тот и мертвый оружие отдавать не хотел, — повернулся к Коршунову. Лицо у командира, в потеках крови, грязи, в отсветах пламени выглядело жутковато.

— Сам в норме, блевать не тянет? — медленно проговорил Черепанов.

— Да вроде нет, — пробормотал Коршунов, только-только начиная понимать, что изуродованные трупы вокруг — не кино и не муляж, а отчасти и его рук дело.

— Тогда марш в дом и вытащи наше барахло! — яростно рявкнул подполковник, и Алексей сорвался с места и кинулся в дом. Перекинется огонь с сарая — все сгорит, блин, к нехорошей матери. Когда он, выкинув последний тюк, кашляя от дыма, выбрался наружу, Черепанов бросил ему тяжелую куртень с железными нашивками, которую содрал со здоровяка. Скомандовал: — Надевай, живо!

— А ты?

— Надевай, мать твою! — и собственноручно натянул на голову Лехи сначала войлочный колпак, потом рогатый шлем. Коршунов даже успел удивиться: рога были настоящие, бычьи, но совсем легкие.

Над поселком стояло зарево. И маленькие огоньки прыгали у холма, где было деревянное укрепление.