Варвары

— Село горит, — пробормотал Коршунов. На него вдруг накатила слабость и ощущение полной нереальности происходящего.

— На, жри! — Командир бесцеремонно запихнул в рот Алексею капсулу стимулятора.

Коршунов машинально проглотил, отметил, что пальцы Черепанова — в крови и грязи. Без всякой брезгливости отметил.

— Держи! — В руке Алексея оказался боевой топор на длинной рукояти, в другой — круглый щит с удобной скобой посередине.

Сам Черепанов вооружился копьем и мечом.

Сарай уже пылал по-настоящему. Шибало жаром.

— Вперед! — скомандовал Геннадий, и они побежали к поселку.

Глава тридцать девятая Алексей Коршунов. Ночная битва

Шлем сполз на затылок. Навешанное на Алексея оружие звенело и бряцало, и весило все это барахло побольше, чем стандартная «полная выкладка», но бежать было легко: подействовал стимулятор.

Ближайший дом пылал, как копна сена, озаряя обширный двор. Живых тут не было — только мертвые.

Из хлева доносилось отчаянное мычание. Его стены уже начали дымиться.

— За мной, не останавливайся! — крикнул командир, и они побежали дальше.

Геннадий перепрыгнул через что-то, Алексей запнулся. Поперек дороги ничком лежала женщина. На какой-то миг пробило: Рагнасвинта!

Нет, не она, другая. Рубаха убитой светлела в темноте. Чуть поодаль белело еще одно пятно: ребенок.

— Ар-р-ха! — страшным голосом зарычал кто-то неподалеку.

Коршунов вскинул голову и увидел, что командира уже не видно впереди. Но звать или искать Черепанова не стал. Рванул вперед и минутой позже, перепрыгнув через опрокинутый плетень, влетел во двор Фретилы.

Во дворе было светло как днем. Но дом, слава Богу, стоял. Горел соседний — Вутериха с Герменгельдом.

Дом Фретилы стоял, и Рагнасвинта почти наверняка была внутри. Квеманы же, четверо, — снаружи. А у дверного проема плечо к плечу орудовали копьями сам хозяин и Сигисбарн.

Квеманы наседали. Орали, грохотали оружием. По двору носились ополоумевшие куры.

Коршунов быстро огляделся: не появился ли Генка? Командира не было. Может, свою Алафриду спасать побежал?

Ах ты…

Алексей увидел еще двоих чужаков. Один подставил спину, второй карабкался наверх, на крышу Фретиловой избы.

Внезапно в голове Алексея все как-то установилось и опустело. Это было знакомое чувство, сходное с тем, какое испытывает актер, когда поднимается занавес. Когда предстартовый мандраж куда-то уходит и остается только играть свою роль.

В несколько длинных прыжков Коршунов преодолел двор и с ходу рубанул верхом лезвия по толстой шее ближайшего чужака. С оттягом, будто сук отсекал. И на том же махе, петлей, снизу — по правой руке другого, наискось — и с каким-то кровожадным интересом увидел, как кисть руки с зажатым в ней древком отделилась от предплечья, в то время как рука, плечо, туловище чужака продолжали двигаться, нанося «удар».

Движение справа: Коршунов развернулся, увидел красный промельк железа сбоку, черную выпуклость щита прямо перед собой — и изо всех сил влепил подошвой прямо в щит. Узкий лист копейного наконечника дернулся и поразил лишь воздух, а сам копейщик отлетел назад, споткнулся… И захрипел, когда другое копье воткнулось ему в бок.

Сигисбарн мощным рывком выдернул оружие, выдохнул:

— О-о! Аласейа!

Коршунов увидел боковым зрением вынырнувшего из дверного проема Книву, замахивающегося копьем… на него?!

Копье, как чудовищный шмель, прогудело в дециметре от локтя Алексея. Глухой удар — Коршунов развернулся на сто восемьдесят — за его спиной сгибался пополам еще один чужак. Черная морда, вытаращенные белки, всклокоченная борода.

Чужак уронил топор, вцепился двумя руками в древко, разинул рот, выблевал на сапоги поток крови и повалился на бок.

Взгляд Коршунова заметался по сторонам в поисках новых врагов… И увидел, как двое чужаков удирают через плетень. Рядом возник Сигисбарн. С другой стороны — Фретила, дышащий надрывно, со всхлипом, как астматик. И Книва. Сосредоточенный, без всегдашней белозубой улыбки.

В дверном проеме (завеса из шкур висела клочьями) выглянула перепуганная мордочка: Рагнасвинта!

Увидела, рванулась к Алексею, но кто-то из своих сцапал ее и втянул обратно в дом.

— Квеман! — отрывисто, злобно, будто сплюнув, бросил Фретила. — Аласейа! Иди, убивай квеман!

Коршунов понял. Трудно не понять.

В поселке горела половина домов. Вокруг холма, где стоял тын, мелькали огни. Видно, кто-то успел затвориться за стенами.

Горло першило от дыма.

— Аласейа! — полувластно-полужалобно выкрикнул Фретила. — Иди, убивай квеман!

Коршунов быстро взглянул на него, показал знаком: ты остаешься. И бросился со двора.

Он мчался по улочке. Слева и справа от него, мягко, по-волчьи, бежали Книва и Сигисбарн. Мимо горящего дома Герменгельда (сам Герменгельд, с пропоротым животом, умирал в двадцати шагах от пожарища), мимо еще одного горящего дома, мимо поваленного плетня…

Нет, не мимо! Из дверного проема выскочил мужик с черной мордой — квеман!