Вас ожидают, мистер Шерлок (СИ)

Игру? Какую ещё игру?

Жар растекся по телу отвратительно липкой субстанцией, под веками закипело, в груди защемило.

Неужели девятый? Так скоро? Нет-нет-нет…

С видом потерявшего миллион фунтов стерлингов Джон одеревенело замер в прихожей.

Миссис Хадсон недоуменно посматривала сверху вниз и ждала — поднимайтесь же, милый доктор, с чего это вы вдруг оробели? Не в гостях, слава богу.

— Что с вами, Джон?

— Ничего. Всё… в порядке, — еле выдавил Джон, делая шаг в направлении лестницы. — Аа… Ээ…

Черт, задать тот самый вопрос ужасно неловко, а учитывая совершенно ошарашенный вид, практически невозможно.

Но самая прекрасная, самая удивительная из всех домовладелиц — их бесценная миссис Хадсон побледневшие губы и помутившийся взгляд постояльца заметила и оценила.

— Не думайте, милый доктор. Ничего такого. Он ускакал налегке, и явно по делу.

Облегчение было столь мощным, что задрожали колени. Джон поднимался по лестнице, стараясь не встретиться с мудрой женщиной взглядом. К чему ей знать, как глупо, как невообразимо отчаянно он испугался?

— По какому делу? — ворчал он себе под нос. — Какие могут быть у него дела? И мне, собственно, все равно.

— Да-да, — согласилась с ним миссис Хадсон. — Я понимаю. — Она посторонилась, пропуская его вперед. - Уф. Ну, я пошла. Отдыхайте, ужинайте и не думайте о плохом. Я уверена — такого больше не повторится. Если только с вами… Всё, всё, всё, умолкаю. Это совершенно меня не касается.

И проворно спустилась вниз.

Но на последней ступеньке остановилась и вскинула голову.

— Может быть, чаю? С липовым цветом? Придает силы и замечательно успокаивает в конце тяжелого дня.

— Спасибо, — пробормотал Джон. — Но душ всё-таки лучше.

— Как знаете, — улыбнулась леди, направляясь к себе.

Джон нервно дернулся и перегнулся через перила.

— Но возможно я воспользуюсь приглашением, — громко выкрикнул он вдогонку. И вздохнул: — Липовый цвет — это замечательно.

Да, надо, надо поговорить. Непременно. О Шерлоке. Чтоб ему…

Выкладывая покупки на кухонный стол, Джон старался не перегружать и без того потрясенный мозг теориями и предположениями. Первая волна ошеломления схлынула, мысль заработала четче.

«Даже если это девятый, мне-то какое дело? — рассуждал он. — Да и глупо было рассчитывать, что шикарный мужчина засидится вдруг возле камина. Видно же, что у него в штанах всё пылало. Молодой, яркий, неистовый. Разве такого удержишь… — И тут же разозлился на собственные причитания. — Кто его держит-то, господи? Я что ли? Очень надо. Пусть возится со своими гусями, меньше хлопот».

Он с тоской оглядел «научно-исследовательскую» половину стола, затем посмотрел на бутылку водки. На грибочки и ветчину. Вздохнул.

Липовый цвет миссис Хадсон быстро терял свою актуальность.

Утром было невыносимо стыдно. Напился. И из-за чего? Что за трагедия, мать твою? Сосед ночевать не пришел? Ну не пришел…

А ведь не пришел. Не пришел.

И не позвонил.

И где провел эту ночь, можно только догадываться. И догадка эта режет ножом прямо по сердцу, да так больно, так яростно, что грудная клетка дымится.

После ледяного душа он долго чихал и покрывался мурашками, отогревался горячим чаем, но похмелье, слава богу, чуть-чуть отступило, оставив след не столько физический, сколько моральный. Джон поклялся (ох уж эти клятвы доктора Ватсона), что никогда больше не позволит себе подобного непотребства. Едва ли не до дна опустошить бутылку сорокаградусного «лекарства» — это уже не слабость, это хренова деградация. А повод? Ничтожнейший.

Он потеплее оделся, закутался в шарф и двинулся в клинику, бодро посматривая по сторонам и настороженно принюхиваясь к клубам осеннего пара, срывающегося с похолодевших губ — не несёт ли от него перегаром.

К исходу дня пришло сообщение:

«Я в порядке. Немного занят».

И следом ещё одно:

«Если, конечно, тебя это сколько-нибудь беспокоит».

…Джон нервно выхаживал из угла в угол («Половина десятого, хлещет ливень, а этот… »), даже не пытаясь скрывать от себя раздирающую душу тревогу. Ему было откровенно дерьмово, и глупые игры в плевать-я-хотел-где-его-черти-носят совершенно не вписывались в состояние разметенной в клочья души.

Рванувшись на звук сообщения, он больно врезался в кресло и бестолково закружился по комнате — на несколько безумных секунд отключилась память, и местонахождение телефона напрочь вылетело из головы. В том, что сообщение от Холмса, Джон даже не усомнился.

Чертов наглец! Бездельник! Одержимый ублюдок! Господи, где этот гребаный телефон? Фу ты, черт. Вот же он.

Джон давил на клавиши с силой разъяренного пресса, и бедный аппарат отчаянно содрогался в предсмертной агонии.

«Беспокоит».

Второе сообщение степень его беспокойства обозначило более четко:

«Мать твою!»

Ответ пришел незамедлительно: «Не злись».

Немой разговорился.