Однако, если бы не свидетели, я могла бы поклясться, что никакого приступа у меня не было.
– Я ничего такого не помню, – сказала я доктору. – Единственное – я почувствовала нечто вроде запаха жженой резины, а потом – ничего. А в последний раз мне очень хотелось пить.
Он посмотрел на меня так, словно я сказала ему нечто замечательное.
– Это могут быть предвестники приближающегося приступа, вызванные повышенной активностью мозга. Не у каждого человека, страдающего эпилепсией, бывает подобное, но это, в общем-то, хорошо, потому что таким образом вы будете предупреждены о припадке и сможете приготовиться. Всегда старайтесь находиться в безопасном месте. Также лучше не спать в одиночестве.
Я подумала о частых отсутствиях Дэвида и моем собственном напряженном графике, из-за которого я проводила шесть ночей в неделю в своей служебной квартире на территории тюрьмы.
– Летальные исходы, – добавил доктор, – чаще всего бывают следствием несчастных случаев – можно упасть и удариться головой или утонуть. Также возможна так называемая «внезапная необъяснимая смерть при эпилепсии».
– Летальные исходы? – повторила я, шокированная. – Я не знала, что все настолько серьезно.
– Старайтесь не думать об этом. Как правило, заболевание удается контролировать правильно подобранными медикаментами и дозировкой.
Мне довелось перенести еще три приступа, прежде чем врач наконец подобрал лекарство, помогавшее лучше других. Однако среди его недостатков – как меня предупредили – было то, что оно могло негативно сказываться на памяти. Другие побочные эффекты, о которых я прочитала в Интернете, оказались не менее пугающими – особенно несколько «личных историй» о возможной дегенерации мозга.
– Не обращай на это внимания, – решительно сказал Патрик.
Однако хуже всего было то, что теперь под сомнением оказалась моя трудоспособность.
– Все в порядке, – настаивала я, когда председатель совета предложил мне провести еще некоторое время в отпуске. Потом, несмотря на прием лекарств, у меня повторился приступ – на этот раз в блоке матери и ребенка: дети, должно быть, перепугались и кричали, но я ничего этого не помнила.
Врач увеличил дозу лекарства. Женщины-заключенные старались держаться от меня подальше, когда проходили мимо по тюремному коридору. Сотрудники смотрели на меня с подозрением. Спустя месяц у меня случился припадок во время визита в тюрьму проверяющего из министерства. Это стало последней каплей.
– Мы должны реально смотреть на вещи, – сказал председатель совета, когда меня вызвали на заседание. – Вы будете получать хорошую пенсию. Мне очень жаль, но мы обязаны думать, прежде всего, о благополучии заключенных. Что если вы причините кому-нибудь вред во время своего приступа?
– Но у меня-то эти приступы начались как раз из-за нападения одной из заключенных!
Зельда была признана виновной, и ей добавили срок к уже имевшемуся. Однако ее наказание не могло вернуть моего ребенка. В моем кармане по-прежнему лежал снимок УЗИ, сделанный на третьем месяце беременности, – я до сих пор носила его с собой, вместе со своим горем.
– То, что я стала называть своего ребенка Патриком, как живого, наверное, может показаться вам сумасшествием, – говорю я адвокату. – Но это действительно помогло – с годами мне стало легче.
Ее увлажнившиеся глаза смотрят на меня с сочувствием.
– Наверное, я бы сделала то же самое.
Мужчина-адвокат продолжает сосредоточенно писать.
– Если вы повторите перед присяжными эту историю, которую только что нам рассказали, Вики, – говорит он, поднимая на меня взгляд, – думаю, никто не сможет остаться равнодушным. А как произошел ваш разрыв с Дэвидом?
Я прокручивала это в голове бесчисленное множество раз.
– Однажды мой муж пришел домой – в наш дом в Кингстоне – очень поздно. Он был пьян. А потом он…
Я останавливаюсь, пытаясь сдержать слезы.
Мой судебный адвокат ждет. Так же, как и Пенни. Деваться некуда.
– Он сказал, что влюбился в Таню, – мой голос повышается от гнева. – Не увлекся ею, а именно влюбился.
Я до сих помню состояние шока, охватившее меня после этих слов.
– Я никогда не любил тебя на самом деле, – прорычал Дэвид. – И вообще, ты мне больше не нужна.
– Я не понимаю тебя.
Он приблизил ко мне вплотную свое лицо. В некоторые моменты оно казалось совершенно уродливым, а не красивым.
– Знаешь, почему я сделал тебе предложение? – бросил он. – Потому что мне хотелось быть с женщиной, обладающей властью. Имеющей определенный статус. Ребенок запечатал бы наши отношения. Сделал бы нас настоящей семьей, на которую все смотрели бы с уважением. Но теперь это все рухнуло – так же, как и наш брак.
– Ты сам не понимаешь, что говоришь! – взвыла я.
– Очень хорошо понимаю, поверь мне.
Потом Дэвид собрал чемодан и ушел из дома, хлопнув дверью. Несмотря ни на что, я все же надеялась, что его жестокие слова были произнесены скорее под влиянием алкоголя и от горя по нерожденному ребенку. Возможно, именно это бросило его и в объятия Тани – думала я. Вопреки всякой логике, я винила ее больше, чем его. Однако Дэвид так и не вернулся ко мне.