– Послушайте, – сказала я, подойдя к Зельде и глядя ей прямо в лицо. – Мне очень жаль, что вы не можете быть с вашей дочерью. Но все поступки имеют последствия. Вы совершили преступление и должны ответить за это. Наверное, вам самой следовало чуть больше подумать о своем ребенке, прежде чем нарушать закон.
– Ты еще пожалеешь об этих словах, – прошипела Зельда, сверля меня тяжелым взглядом. – Я уже предупреждала тебя раньше, но сейчас я точно не шучу.
– Как вы смеете мне угрожать? – Я была вне себя от ярости. – Отправляйтесь сейчас же обратно в корпус.
Зельда расхохоталась.
– Ну, давай, заставь меня. Что, подкрепления не хватает?
По моей спине пробежал холодок. Я огляделась, ища глазами Патрика, но он оказался далеко. На улице было холодно, и быстро смеркалось.
Несколько мгновений Зельда молча смотрела на меня в упор. У меня перехватило дыхание. Потом она развернулась и побежала в сторону корпуса.
– Двигаться только шагом! – проревел один из надзирателей.
Мимо меня прошли последние отстающие.
– Все, возвращаемся! – крикнула Джеки, находившаяся впереди строя.
– Как это все? – услышала я возмущенный вопль Зельды. – Мы последняя группа – значит, нас можно и обделить?
– А и хорошо, что возвращаемся, – поежилась стоявшая передо мной женщина. – Холодновато сегодня.
Действительно было очень холодно. Я сильнее затянула пояс своей форменной куртки и последовала за всеми.
Когда мы вошли в корпус, свет начал мигать.
– Опять электричество барахлит, – пробормотал один из надзирателей. Такое часто случалось в плохую погоду. Электрики должны были уже все наладить. Я мысленно сделала для себя пометку разобраться с ними.
Теперь мне следовало сосредоточиться на том, чтобы провести всю эту толпу через двери в жилую зону, а затем – наверх по лестнице. Джеки пробежала мимо, проверяя, все ли в порядке.
– Когда все будут в своих камерах, приведите Зельду Дарлинг в мой кабинет, – крикнула я ей.
– Хорошо. Что-то случилось?
– Потом расскажу.
– Проходим, не задерживаемся, – выкрикивала Фрэнсис. Патрик тоже был где-то неподалеку, но я не могла его видеть из-за мерцающего света.
– Не толпитесь! – рявкнул другой надзиратель. В его голосе прозвучали какие-то тревожные нотки. Внезапно весь коридор погрузился во тьму. Черт возьми.
Я подождала, надеясь, что свет опять загорится, но этого не произошло.
– Все по своим камерам!
Фонари надзирателей загорелись тут и там, как светлячки. Я тоже достала свой, но батарейка в нем едва работала. Как же я это не проверила?
– А что – весело! – воскликнула какая-то женщина.
Кто-то радостно присвистнул.
Волны страха и возбуждения отчетливо ощущались в воздухе. Женщины вели себя, словно школьницы, внезапно вырвавшиеся на свободу. Потом внезапно всех охватила паника.
– Где перила? Я сейчас упаду, – прохныкал чей-то голос.
– Разве это справедливо? У меня отняли ребенка, а у нее останется.
Шаги. Беготня.
Встречай нападающего лицом к лицу. Так нас инструктировали по самообороне на курсах повышения квалификации.
Однако было так темно, что ничего нельзя было разглядеть.
Внезапная боль от удара по голове оглушила меня.
Я протянула руку, чтобы схватиться за перила, но не смогла их найти. И потом я упала.
– Вики, Вики! Ты в порядке?
Голос Дэвида, казалось, доносился откуда-то издалека.
Боль внизу живота – как во время очень болезненных месячных – не давала собраться с мыслями.
– Ты здесь, – пробормотала я, пытаясь открыть глаза.
Я находилась в больнице – судя по капельнице в моей руке и белым халатам вокруг.
– Ты в порядке?
Голова у меня раскалывалась. Я с трудом могла говорить.
– Что произошло?
– На тебя напали. Одна из женщин тебя ударила.
Картина произошедшего начала постепенно восстанавливаться. Прогулка в тюремном дворе. Лестница. Страшная, разрывающая голову боль.
– Ребенок… – всхлипнул Дэвид. – Ты потеряла нашего ребенка.
– Нет! – закричала я.
Медсестра взяла меня за руку. Дэвид поднялся и отошел от моей кровати, словно желая дистанцироваться от меня. Внезапно я заметила, что в палате находился еще и полицейский. Он неуклюже приблизился.
– К сожалению, миссис Гаудман, из-за неполадок с электричеством отключилось не только освещение, но и камеры видеонаблюдения. Но мы обнаружили в камере одной из заключенных бильярдный шар в носке. Он как раз соответствует вашей ране на голове.
Я медленно осознавала услышанное. Размещение бильярдного стола в комнате отдыха было моей идеей. Они есть во многих тюрьмах – так говорила я, когда один из надзирателей высказал опасение, что шары могут быть «использованы не по назначению».
Сделав над собой огромное усилие, я сумела сесть в кровати.
– У кого из заключенных? – прошептала я.
– Да какое это имеет значение? – сквозь слезы воскликнул Дэвид. – Мы потеряли нашего сына!
– Это был мальчик?
Тогда, на УЗИ, мы решили не узнавать пол ребенка. Я принялась колотить кулаками по кровати, и слезы потекли по моему лицу.
– Мы дали вам наркоз во время операции, – сказала медсестра. – У вас было сильное кровотечение и…
– Я хочу увидеть своего сына!
Медсестра кинула взгляд на Дэвида.
– Ваш муж решил, что будет лучше, если его унесут…